От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

Фирсов Иван Иванович

Ушаков собрал офицеров команд.

— Нынче всем служителям и мастеровым раздеть­ся донага, искупаться в Днепре, переменить белье ис­поднее, простирать робы и всю верхнюю одежу.

Подозвал лекарей.

— Каждому в своей команде обследовать до единого матроса и мастерового. Болезных отправим на телегах.

Лейтенанта Данилова отправил в Херсон.

— Снаряжайте мой возок сей же час, поезжайте в Херсон. Представитесь главному командующему, ви­це-адмиралу Клокачеву. Толком все расспросите, где нам располагаться,

как довольствоваться матросам и мастеровым. Сделайте так, чтобы нам без задержек

миновать улицы и пройти сразу в казармы.

Скупая улыбка на лице Ушакова магически подей­ствовала на окружавших его офицеров и на толпив­шихся поодаль матросов и мастеровых. Все они облег­ченно вздохнули, расправляя плечи, заулыбались.

Ушаков снял шляпу, вытер платком вспотевший лоб.

— Костры возжечь! Кашеварам кашу варить! Данилов возвратился на следующий день, к вечеру, когда солнце зависло над горизонтом. Лицо его было сосредоточенно, хмурая улыбка не скрывала тревожно­го выражения покрасневших глаз.

Ушаков сразу уловил, что дело не совсем ладно. Взял Данилова под руку и, как бы прогуливаясь, отвел в сторону, в степь.

— Положение в Херсоне, Федор Федорович, не ах­ти какое. Чумная болезнь повсюду. Вице-адмирал Клокачев исполняет повеление государыни и князя Потем­кина, на стапелях работы не прекращаются. Нам отве­дены казармы, я там обследовал помещения, для жи­лья пригодны.

Ушаков слушал молча, не перебивая, видимо, уже соображал, какие меры предпринять, а Данилов про­должал докладывать:

— При Клокачеве присутствовал начальник диви­зии флотской, первого ранга капитан Войнович, не слыхали такого прежде?

— Нет-нет, — размышляя о чем-то своем, Ушаков кивнул головой, — продолжайте.

— Так оный командующий, насколько я уразумел, стремится как бы поскорей покинуть Херсон и к тому склоняет без стеснения их превосходительство, вице-адмирала.

Ушаков иронически усмехнулся:

— Судя по фамилии, сей капитан выходец из Адри­атики, а там народ верткий, ловчить приспособились под турецким ярмом.

Солнце еще не взошло, а ротные колонны уже мар­шировали к Херсону. Чем ближе к городу, тем воздух все больше наполнялся гарью, становилось временами трудно дышать, першило в горле, дым резал глаза. На­чали попадаться телеги, на них прикрытые рогожей ле­жали тела умерших. Возницы с обвязанными лицами, с запахом уксуса, полотенцами, шагали сбоку, подаль­ше от телег. Завидев колонну, спешно сворачивали на обочину, отъезжали подальше на десяток саженей, про­пуская ротные команды. На улицах города через каж­дые двадцать-тридцать саженей тлели костры из камы­ша или бурьяна. Изредка навстречу тащились телеги, санитары пЬдбирали на улицах трупы людей. Возле ка­зарм Ушакдв, не распуская строй, объявил офицерам, так, чтобы слышали все матросы и мастеровые.

— Покуда не возвернусь от главного командира, из казарм

ни единой души не отпускать. Разве что по нужде. Офицерам за сим строго блюсти сказанное.

Когда Ушаков вошел в кабинет Клокачева, тот даже не приподнялся. Только устало кивнул на приветствие, выслушал молча доклад, облокотился на стол, подпе­рев сжатыми в кулаки ладонями подбородок.

— Добро, что так прытко настроен приступить к делу. Дозволяю хоть сей же час отправляться на свой стапель нумер четвертый. А там, как знаешь, побереги людишек.

— Как я без служителей, они будто дети мои, — вздохнул Ушаков.

— То-то, уксусу не жалей, снабдим вдоволь, я ужо распорядился, дюжину бочек тебе подвезут нынче же, — прощаясь, сказал Клокачев.

Подходя к казармам, Ушаков несколько успокоил­ся. Вокруг не было ни души, у входа в казармы прогу­ливались офицеры. Ушаков сразу подозвал их, велел вызвать остальных.

— Не вижу штаб-лекаря, где оный? — нахмурился Ушаков.

— Степан Лукич в казарме, служителям осмотр учиняет.

— Призовите Зубова, без оного немочно.

По дороге от Клокачева Ушаков уже продумал самое необходимое, как он считал, что надо сделать сегодня.

— Поручено нам перво-наперво достраивать наш корабль. Для того сбережение здоровья служителей и мастеровых наиглавное. Всех их распределим поар­тельно. Кто где работником будет, десятники опреде­лят. Так же поартельно и в казарме почивать надобно покуда. Сие на предмет, дабы зараза не перекидывалась от одного к другому. Не в обиду соседям нашим, — Ушаков кивнул в сторону других казарм, — мы нынче же от них огородимся. Без промедления нарядим партию за камышом, огородку всей казармы и прочих наших по­коев и строений произвести до вечера. Через нее никого посторонних не допускать.

Ушаков прервался, с улицы загромыхали подводы с бочками.

— Ну вот, слава Богу, и уксус подоспел. Всем лю­дям и вам, господа, отныне с утра и ввечеру после работ обмываться уксусом. За водою наряжать людей токмо во главе с офицером. Глядеть строго, ни с единым чело­веком, не нашим, не якшаться, упаси Бог. Иначе все наши труды насмарку.

С некоторыми офицерами и десятниками Ушаков направился на четвертый стапель. Осмотрев наполови­ну готовый корпус корабля, здесь же наметил, какие артели где будут работать.

С раннего утра на стапеле звенели топоры, весело перекликались мастеровые и матросы. На соседних стапелях бродили одинокие офицеры, искоса бросая недоуменные взгляды на четвертый стапель.

В полдень к стапелю подкатил нарядный возок, из него вперевалку вылез небольшого роста, довольно тучный капитан 1-го ранга. Обошел вокруг стапеля, внизу ни души. Пришлось с одышкой, неуклюже ба­лансируя, пробираться по шаткому деревянному трапу в корпус судна.

Видимо, кто-то предупредил Ушакова, и он встре­тил прибывшего.