От протопопа Аввакума до Федора Абрамова: жития «грешных святых» в русской литературе
Шрифт:
В русле житийной традиции кончина Евсея сопровождается особым погодным явлением – «яростным, долгожданным ливнем» после долгой засухи. Благоприятный знак видят в этом набожные старушки: «Вот как, вот как, наш заступник! Господу Богу престал – первым делом не о себе, об нас, грешных, забота: не томи, Господи, людей, даждь им влаги и дождя животворныя…» [250] . Примечательно, что эти старушки не сомневаются в действенности и правомерности такой просьбы жалкого деревенского пьяницы, погибшего при странных, похожих на самоубийство, обстоятельствах. И возникает еще одна древнерусская ассоциация – апокрифическая Поветь о бражнике, герой которой, несмотря на свое пагубное пристрастие, после смерти вошел в рай. В этом популярном памятнике обычно видят сатиру на формальное благочестие и даже критику христианских святых; на наш взгляд, проявилась в нем и «теплая» народная вера в Божье милосердие и Его снисходительность к человеческим слабостям, дающие надежду даже самому последнему из грешников.
250
Абрамов Ф. А.
Интересно, что в первоначальных редакциях романа смерть Евсея была несколько иной. О ней в письме из больницы рассказывала братьям Лиза. Обморозивший в пьяном виде ноги старик, понадеявшись на Бога, вовремя не обратился к врачу. «…А Богто, говорят старухи, от него давно отвернулся за грехи. И так вот и умер. А перед смертью попросил водки. Мне, говорит, уж все равно на небе не бывать… А на похоронах… много народа у Евсея было. Вся деревня» [251] .
Как можно заметить, эпизод был существенно переработан писателем. Нелепая смерть пьяницы, перепутавшего смирение раскаяния со смертным грехом отчаяния, при изменении ряда важных деталей была переведена в иной контекст, допускающий разное истолкование. Оставаясь на близоруко-житейский взгляд не менее нелепой и жалкой (так, кстати, восприняло ее большинство критиков), она одновременно может быть понята как акт самопожертвенного искупления, влекущий за собой цепную реакцию изменений в душах других персонажей. В первую очередь это касается Егорши. Критики нередко сомневались в правдоподобии его душевного переворота. В этом сказались как недооценка и непонимание характера персонажа (одного из самых сложных в мире Абрамова), так и неумение выйти за границы правдоподобно-бытового истолкования событий. Для традиции мифа о великом грешнике такие душевные превращения обычны, причем для житийной поэтики их психологические обоснования даже не требуются (а образ Егорши, на наш взгляд, предпосылки к изменениям содержит), они происходят чудесно и почти мгновенно. Русская классическая литература, испытавшая влияние агиографической поэтики и активно схему «преображение грешника» использующая, знает метаморфозы и более удивительные (например, предсмертное прозрение Иудушки Головлева).
251
Там же. С. 439–440.
Сходным образом меняется и первоначальный замысел о судьбе любимой абрамовской героини – Лизы Пряслиной. Отказавшись от мысли о ее возможном выздоровлении, Абрамов превращает мученическую смерть этой самоотверженной и чистой женщины, познавшей позор «падения» и всеобщего презрения (неслучайно ее мимолетное сравнение с одной из «святых блудниц» – Марией Магдалиной) [252] , в источник грядущего воссоединения семьи. Перед телом умирающей сестры Михаил, отринувший сытое самодовольство и ожесточение (об этом его потрясающая молитва в одном из черновых вариантов [253] ), ощущает в себе силы, чтобы вновь объединить Дом, всех его «братьев и сестер». (Опубликованный текст романа, обрывающийся на изображении Михаила, спешащего в больницу к сестре, для Федора Абрамова не был окончательным, известно, что и после публикации четвертой части тетралогии он продолжал работу над ее текстом.)
252
Заметим, кстати, что в данном случае упреки критиков в «книжности» образа справедливы. Писателя, как не странно, подвела именно его образованность в мировой духовной культуре. Образ кающейся в пустыне Марии Магдалины явно навеян эрмитажным полотном Тициана, иллюстрирующим ее католическое Житие. Каноническому православию образ кающейся грешницы из Магдалы, как уже не раз нами говорилось, глубоко чужд, не знает его, насколько нам известно, и русская народная вера.
253
Абрамов Ф. А. Собр. соч. Т. 2. С. 601.
И глубоко символично, что на страницах романа появляется бабка-«странница», идущая по обету поклониться могиле «большого праведника Евсея Тихоновича». «Это тот-то старик большой праведник, который по пьянке в силосную яму залез?», – недоумевает молодой безбожник. Но эта ирония не может скрыть главного: перед нами изображение редкого, почти уникального в наши дни явления: зарождения культа местночтимого святого [254] .
Как отмечалось в литературе [255] , «житийные» детали сопровождают и образы некоторых других персонажей романа. Такова смерть-успение Калины Дунаева, как и в случае с Мошкиным, отмеченная погодным явлением (в пасмурный день солнце встает «в почетный караул» у гроба старого большевика). Даже парализованный Подрезов кажется Егорше «святым, давшим обет молчания». Но, воздавая честь стойкости и мужеству «советских подвижников», Абрамов, тем не менее, метит их печатью некоторой неполноты и ущербности. В свете символики названия романа показательны многие детали. К ним можно отнести, например, описание руин колоссального недостроенного дома Подрезова, которым тот тщетно пытался удержать возле себя детей и на строительстве которого надорвался [256] . Не менее показательна и жалкая теснота последнего пристанища старого коммунара, которому «вся страна была домом». Характерно и то, что словом «житие» устами народа в романе назван не славный и, несомненно, вызывающий уважение жизненный путь Калины Дунаева, а жизнь его верной спутницы, «Евдокии-великомученицы». Эта простая женщина
254
Слегка намечено зарождение народного культа святой-страстотерпицы в рассказе Ф. А. Абрамова «Из колена Аввакумова» (1978). Героиня рассказа, старообрядка Соломея, претерпела в течение своей долгой жизни не только гонения за веру, но и незаслуженные обиды и поношения от односельчан, наградивших ее семью позорным клеймом колдунов-«икотников». В конце рассказа Соломея умирает смертью праведницы в первый день Пасхи на глазах потрясенных жителей села. Только теперь им открывается: «…святая тая меж нас жила». Но культ еще не возник, и рассказ завершается скорбным описанием одинокой могилы страстотерпицы. Судя по дошедшим фрагментам, историю членов другой семьи оклеветанных «икотников» писатель собирался рассказать в «Чистой книге».
255
Бушуева С. И. Мотивы, образы, сюжеты древнерусской литературы… С. 16.
256
В свете позднейших событий (коммунист Абрамов не дожил до крушения и распада Советского Союза) эта подробность вырастает и до еще более емкого и трагического символа, а горькая прозорливость Абрамова-писателя становится прямо-таки пророческой.
По народному поверью, ни город, ни село не стоят без праведника. На страницах абрамовского романа «Дом» праведников не меньше трех: новопреставленный страстотерпец Евсей Мошкин, «смертью смерть поправшая» «святая блудница» Лиза и, наконец, Михаил, которому предстоит дело восстановления общего пекашинского дома. При всех своих ошибках и заблуждениях, им самим бурно переживаемых, этот вечный труженик – несомненно, тоже праведник. Ведь в народном представлении труд уже сам по себе мог быть источником святости, к тому же первичное этимологическое значение слова «праведник» – «живущий по правде», а именно стремление к этому является главным в образе Михаила. Эти три фигуры, как бы выполняющие функцию «святых покровителей» одного из уголков Земли Федора Абрамова, кажутся нам залогом веры писателя в завтрашний день села Пекашино, несмотря на общий трагизм концовки романа «Дом».
Приложение «Грешные святые» в русском месяцеслове
Список источников
1. Жития святых, на русском языке изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовского с дополнениями из Пролога. М., 1902–1911. Т. 1–12; Жития святых. Кн. дополнительные: Жития русских святых. М., 1993–1994. Кн. 1–2 (Переизд. книги: Жития святых, на русском языке изложенные… М., 1908–1916. Т. 1–2, доп.). Далее Ж или Жд с указанием номера тома и страниц.
2. Филарет (Гумилевский), архиепископ Черниговский. Жития святых подвижниц Восточной церкви. М., 1994. Изд. 3-е. (Переизд. книги: Жития святых подвижниц Восточной церкви. СПб., 1885. Изд. 2-е). Далее Ф и страницы.
3. Русские святые / Жития собрала монахиня Таисия. СПб., 2001. Далее РС и страницы.
4. Афанасий, архиепископ Пермский и Соликамский. Избранные жития святых. Январь – декабрь. СПб., 2007. Далее ИЖС и страницы.
5. Старопечатный сборник XVII века Пролог. М., 1978. Далее П и страницы.
6. Лосева О. В. Русские месяцесловы XI–XIV вв. М., 2001. Далее РМ и страницы.
7. Сергий (Спасский), архиепископ Владимирский. Полный месяцеслов Востока. Т. 1: Восточная агиология. Владимир, 1901. Далее ПМВ и страницы.
8. Пролог рукописный на сентябрьскую половину года (вторая редакция). XV в. (конец). НБ ТГУ, ОРКП, В-25011. Далее П-1 и номера листов.
9. Пролог рукописный на мартовскую половину года (вторая редакция). XVII в. (2-я четверть). НБ ТГУ, ОРКП, В-25164. Далее П-2 и номера листов [257] .
257
Постатейную роспись этих рукописей см.: Славяно-русские рукописи Научной библиотеки Томского государственного университета: Каталог. Вып. 1. XV–XVII вв. / Сост. В. А. Есипова. Томск, 2007. С. 15–104; 146–219. Использование этих случайных списков оправдано, на наш взгляд, слабой изученностью рукописной традиции памятника. Обе рукописи относятся ко Второй редакции Пролога, но отличаются многочисленными разночтениями (отклонения в датах почитания святых, пропуски и вставки), нередко сопоставимыми с материалами ранних русских месяцесловов. Особенно примечателен в этом отношении список П-1.
10. Православный церковный календарь. Жития святых 2007. [отрывной календарь] / Сост. А. Н. Смирнова. Кострома, 2006. Далее ПЦК.
11. Православный церковный календарь //Далее Э.
Переходные формы отмечаются значком *.
Русские жития отмечены подчеркиванием (выделенным курсивом).
6.09 Преподобный Давид, разбойник – Ж1, 154–156; П, 174–175, 264; П-1, 8–8 об.; ПМВ, 549; Э (преподобный Давид Ермопольский). Нет РМ, ПЦК.
9.09Преподобный Серапион Спасо-Елеазерский(1480), отступник – Жд1, 39–45; РС, 496–497; Э. Нет П-1, РМ, ПМВ, ПЦК.
11.09 Преподобная Феодора Александрийская (474 – 491), блудница – Ж1, 236–257; Ф, 36–40, П, 275; П-1, 13 об.–14, РМ, 151; ПМВ, 549; ПЦК; Э.
Преподобный Силуан Афонский (1938), блудник – РС, 502–504; ПЦК; Э без жития.