От сессии до сессии
Шрифт:
Одно могу сказать: мы где-то далеко-далеко в горах. Ни намёка на какую-то долину или хотя бы равнинную местность поблизости: хребты, вершины, скалы… Занесло нас на относительно ровную площадку, пусть не пятачок, сверзиться с неё невозможно, но и не разбежишься. Размером где-то с поляну перед «детским садом», на которой мы приземлялись. Площадка обрывается в пропасть шириной метров двести, не меньше. За нашими спинами зияет в скале дыра пещеры. Неровная поверхность площадки усеяна щебнем, пестрит следами от копоти… Здесь что-то жгли? На кострища не похоже. Присмотревшись, замечаю ещё кое-что.
Обломки от стрел. Вот что это за палочки, время от времени хрустящие под ногами.
Всё правильно. Только обломки, ни на что не годные. По рассказам Лоры, после законченного боя с поверженного противника (проще говоря — с трупов!) собираются не только трофеи. Все целые стрелы — свои, чужие — всё, что можно изъять, подобрать с земли, выдернуть, тащится в закрома, ибо нефиг добром бросаться. Не брезгуют даже уцелевшими оперениями, а уж боевыми наконечниками тем более. Попадаются среди них такие, что ценятся на вес золота.
А на этой площадке кто-то хорошо прошёлся, зачищая…
Кое-где темнеет въевшаяся в камень кровь. И хоть не осталось на бывшем побоище ни трупов, ни призраков, становится жутко.
— Смотр-ри!
Тим-Тим тянет лапу к пропасти.
— Вон туда и вышеу! Как р-раз в это вр-ремя, на р-рассвете его становится видноу.
Шагах в десяти от края обрыва косые солнечные лучи, преломляясь, обрисовывают пустую арку бывшего портала. Мёртвого.
И тут на меня снисходит озарение.
— Неужели это портал самого Игрока? Тот самый, да, Тим-Тим? Это здесь его загнали в угол?[1]
— Нашли, вызваули на бой и победили. Да, Ваня. Из этого портала валом валили монстр-ры, чудовища, неописуемые твар-ри — остатки войска Демиур-рга. Потом, когдау всё закончилось здесь, наши маги и воины шагнули и туда…
Он вновь машет лапой.
— Зачистить? — ёжусь я.
— Ну да. Или убедиться, что никогоу не осталось. И нашли в подвалах двор-рца тайную комнату, где спали в стазисе детёныши… Ну, пошли отсюдау, устал я что-то пр-рыгать по р-разным местам. Домау лучше.
Он хлопает лапками, и непостижимым образом мир вновь меняется. От столь быстрой смены декораций кружится голова, и я спешу натянуть на голову одеяло, под которым вдруг оказываюсь… И вообще — похоже, я в своей постели. И проснулась.
— Устал, — поясняет кот, устраиваясь в кресле напротив. — Иногда, чтобы сил набр-раться, засыпауешь, а иногда наоборот — пр-росыпаешься. Ты слушай, слушай меняу; потом поспишь по-пр-ростому, отдохнёушь… Как пр-роснёшься — хозяйничай здесь самау, с мышатами, а то я надолго засну, дня на два-тр-ри.
И в самом деле, несмотря на то, что ночь я провела в постели — телесно, во всяком случае — оно, моё бедное тело, чувствует себя так, будто его сутки по полигону гоняли. Или по полосе препятствий. Уже ничему не удивляясь, подпихиваю под локоть подушку. Подумаю о дальнейшем житье-бытье позже, а сейчас, когда Тимыч, наконец, снизошёл до объяснений, не хочу ничего упускать.
Рассвет из-за гор добрался и сюда. Светлеет за занавесками оконный проём, гомонят в лесу птицы… а я слушаю очередную сказку, на этот раз — печальную. Хоть надеюсь, и с хорошим концом.
***9.4
В своё время Игрок, он же Мир, он же зарвавшийся демиург Гайи — к счастью, ныне отстранённый — наворовал не только людей. Для своих игр в реале он тащил из иных миров и магов, и воинов, и простых юнитов — тех, кто обеспечивал «солдатиков» всем необходимым для войны и для жизни: оружием, доспехами, артефактами. Едой, в конце концов. Отсюда — целые куски от иномирных городов и деревень, вживлённые в материю Гайи, как есть: с деревнями, слободками, гильдиями…
Но были и другие объекты, которые сам Игрок презрительно называл «условно разумными».
Первых своих монстров он наваял сам. Его создания отличались кровожадностью, мощью и тупостью, и годились лишь для самых простых войнушек типа «Стенка на стенку». В сущности, это были примитивные големы, наделённые зачатками интеллекта. Идиотизм их доходил порой до того, что, обознавшись или перепутав приказы, они могли перебить своих же. В конце концов, потеряв терпение, Игрок их уничтожил, как непригодных, оставив наиболее внушительных — циклопов. И вновь принялся шастать по чужим мирам, выглядывая, где что плохо лежит. Он загорелся новой целью: набрать собственный бестиарий. С тварями, уровень которых был бы под стать их будущим противникам.
Вот только «условно разумными» и в нужной степени агрессивными оказались далеко не все из его находок. Такие существа, как мантикоры и грифоны, фениксы и энты, горгоны и сфинксы, отнюдь не были тупыми чудовищами. Напротив, они являлись представителями развитых рас, вершин эволюционных цепочек других миров, где жизнь развивалась по своим законам и под воздействием иных обстоятельств, нежели на Земле или в Гайе. Есть такое понятие — симбиоз. Сотрудничество живых организмов разных видов. Союз ради выживания. В немагических мирах его виды ограничены, а вот в магических весьма разнообразны. Где-то венцом творения стали слившиеся особи — в таких мирах процветали многоголовые псы, драконы и великаны. В других — комбинировались гены разных видов, что привело к появлению смесков вроде грифонов и пегасов. Иногда к союзу примыкала и человеческая ветвь, а развившееся в результате такого витка эволюции существо обладало способностью к смене ипостасей.
Игроку, откровенно говоря, было наплевать на высокие материи. Он был совсем молодой, «зелёный» и довольно-таки безответственный демиург, и по причине природной лености не желал отвлекаться на изучение особенностей той или иной расы. Всех «условно разумных» он считал просто боевыми единицами, мнение о которых сложил однобокое, базируясь на мифах мира, в котором однажды родилась полюбившаяся ему Игра. Кто такой Минотавр? Злобное чудовище, людоед. Горгона? Полузмея, взглядом обращающая в камень всё живое. Ну, и так далее.