От сессии до сессии
Шрифт:
И вздохнуть от умиления.
По лестнице под торжественные фанфары ко мне будто сам собой ползёт красный сарафан. Вслед за ним кое-как перепрыгивают со ступеньки на ступеньку расчёска и зеркальце на ручке. Ну, конечно, это пыхтит, старается мне угодить ещё один отряд маленьких помощников. И в самом деле, всё правильно, всё вовремя: указующий знак, изображаемый первым мышиным отрядом, добрался до порога, явно намекая, что там, во дворе или на веранде что-то интересное, а может, и полезное; но не выскакивать же гостье почти голышом? Хоть тут, в Долине, почти лето, но за окнами — сумерки, то ли утренние, то ли вечерние, и наверняка снаружи прохладно.
Сарафан ладно облегает мою фигуру, уютный такой, приятный… Ночная сорочка под ним преображается: рукава обзаводятся тонким кружевом, горловина обрастает стоячим воротничком и вышивкой. Повинуясь прикосновению гребня, волосы сами заплетаются в косу. Милота!
Малыши смотрят на меня взволнованно и нетерпеливо, будто чего-то ожидая. Самые несдержанные переминаются с лапки на лапку.
— Как же мне вас отблагодарить, друзья мои? — говорю ласково. — Что бы я без вас делала?
Группка, что ближе ко мне, опрометью кидается к ещё одному шкафчику, напольному, в котором тотчас распахиваются дверцы. Там, на нескольких стеклянных полках-ярусах, объединённых лестничками, устроена… столовая, самая настоящая, с крошечными мисочками и поилками. К каждой посудине ведёт тонкая трубочка.
А наверху, в столешнице, открывается нечто вроде люка, под которым спрятана глубокая ёмкость, смахивающая конусообразной формой на воронку.
— Э-э… — глубокомысленно замечаю. — А-а! Понятно! И что сюда заливать? Молочкау?
Вместо ответа мышиная братия спешит занять места у мисок. Значит, угадала. Почесав в задумчивости переносицу, иду к леднику. Ну, вот он, кувшин, а вот, кстати, рядом с ним плошка с чем-то сыпучим… Манка! Ага… А на воронке явно светится какое-то кулинарное плетение.
И опять мне на помощь приходит наука Дорогуши. Нечто похожее мы с ним проходили.
Налив молока в ёмкость до нанесённой отметки, внимательно слежу за дальнейшим.
Дрогнув, воронка начинает раскручиваться. И нагреваться: это видно по парящей поверхности молока. Помедлив, начинаю тонкой струйкой высыпать крупу, в которой по запаху чувствуется лёгкая примесь корицы. Та подхватывается белым водоворотом, затягивается, всплывает с пузырьками… И буквально через полминуты у нас готовая кашка. Только пока что горячая! Но и этот момент учтён в кулинарном плетении. Крутанувшись в обратную сторону, воронка покрывается инеем и вскоре охлаждает варево до состояния приятного и тёпленького. В самый раз.
А потом внутри этой волшебной установки что-то щёлкает — и по множеству трубочек еда начинает поступать в мышиные миски. Малыши довольны. Вооружившись крохотными ложками, они дружно стучат ими по «столам»-полкам, будто аплодируют.
Мы церемонно кланяемся друг другу, как благовоспитанные японцы. И я спешу, наконец, к двери. Ведь для чего-то меня туда приглашали?
…Не знаю, сколько я нынче проспала, но могу сказать определённо: сейчас закат. Солнце садится за лесом, обогнув озеро, как и в тот вечер, когда я впервые вышла на эту поляну. Разница в пейзаже, впрочем, наблюдается. Сейчас я здесь не одна.
Где-то с другой стороны дома характерно потрескивает костёр. Оттуда тянет дымком… и необыкновенно вкусным запахом жареной рыбы. Ох ты ж… Вот-вот — и желудок упадёт в голодный обморок, и я вместе с ним; а потому, спустившись с крыльца, спешу заглянуть за угол. Кто это у нас такой хозяйственный?
Здесь, оказывается, устроены два кострища, две ямы в земле, обложенные камнями. Одна полна угольев, над которыми, истекая соком, печётся на решётке большущая рыбина. Над второй подвешен на крюке котелок, в который Мага засыпает какие-то травки.
Он оборачивается. Смущённо замираю.
Мой некромант прижимает палец к губам.
«Тс-с…»
Наверное, это правильно. Пусть ещё немного продлится тишина. Она будет смотреть на нас, а мы с Магой — друг на друга.
Потом он переложит рыбу на деревянный поднос — и я не буду спрашивать, откуда тот здесь взялся, и как, собственно, попал сюда сам мой мужчина, ибо не мог же верный кидрик ослушаться и доставить его тайно от меня! Мы вынесем плетёные кресла на берег озера, к огромному пню-столу, и по кусочку-другому съедим эту рыбину, запивая ягодным чаем, делясь то с самыми отчаянными мышатами, то с совой-сипухой, прилетевшей на запах. Шагах в двадцати от нас будет прятаться любопытный лисёнок, думая, что мы не видим торчащего из кустов рыжего хвоста. Ему тоже перепадёт. А потом мы пойдём в дом.
Завтра я спрошу Магу, сколько же дней прошло вне Долины — потому что подбородок и щеки его обросли не просто щетиной, а намёком на будущую бородку. Завтра мы поговорим. И многое выясним и узнаем о себе что-то новое. Чтобы жить дальше, пусть долго и счастливо, но немного не так, как вчера. И, мне кажется, это правильно, что завтра. Всему своё время. А тишину, раз уж она пришла, если и можно прерывать, то лишь поцелуями.
***10.3
Если обниматься как следует, то кровать в крохотной спальне под крышей лесного дома вовсе не кажется узкой, а в самый раз для двоих.
Поймав себя на этой мысли, не могу сдержать смешок. А я-то удивлялась в юности рассказам подружек о романах в студенческих общагах… Для меня долго оставалось загадкой: как эти парочки умудрялись не падать с казённых панцирных коек? Вот и разгадала секрет, в кои-то веки.
«Смеёшься?» — удивлённо спрашивает Мага. Мы всё ещё не решаемся нарушить Тишину, будто слово, могущее оказаться неправильным или чересчур обыденным, разрушит волшебство просветления.
«Почувствовала себя вдруг совсем молодой и зелёной. Студенткой, к которой влез в окно ухажёр».
Мой мужчина улыбается. Ничего не говорит, но я и догадываюсь, о чём он думает. Он тоже когда-то штурмовал моё окно… вернее балкон. И не сказать, чтобы я особо возражала.
«Ты и сейчас такая. Только раньше, когда я тебе встретил у Галы, выглядела… немного старше, но глаза оставались, как у той девушки, с которой свела меня судьба в чужом мире. А вот сейчас — не только глаза. Ты вернулась в тот возраст. Это не комплимент, это просто факт. Чудесный дар Мораны».
«Как странно…»
Устраиваюсь удобнее на его руке. Между дощатой стеной и его жарким телом совсем не тесно, а уютно, как в тёплой берлоге. Даже одеяла не нужно.