От сессии до сессии
Шрифт:
Затаив дыхание, смотрю на свою руку… И вижу, и чувствую, как она облачается в тончайший сафьян, украшенный тиснением на запястье. Сколько же ей лет? И не может быть, чтобы… всего лишь дань традициям…
Хотя, если вспомнить примеры из нашей истории, встречаются и там различного рода необъяснимости. Вроде Ордена Подвязки, например, чрезвычайно почётного, но само существование которого обставлено столькими условностями!
И тут мне становится стыдно.
— Прости.
Прячу лицо на груди своего мужчины.
— А я навоображала себе неизвестно что…
— Всё
— И меньше тащить всё на себе! — говорю сердито, освобождаясь. — Вспомни, сколько раз ты упрекал меня в том, что все проблемы я пытаюсь решать сама! Было такое? Было. А сам-то ты чем занимаешься? Точно так же взваливаешь всё на свои плечи, считая, что мне лучше ничего не знать. Мага, я знаю, что ты просто охраняешь мой покой и не хочешь, чтобы я в моем положении волновалась. Но неведение «во благо» — это плохая услуга, понимаешь?
— Я вообще понятливый, — подозрительно кротко отвечает он. — А как насчёт твоих сно-хождений? Симеон же запретил тебе заниматься магией; кстати, работа с воспоминаниями основана на том же. Но ты не посоветовалась ни со мной, ни с кем-то ещё, просто ставишь всех перед фактом.
— Как ты! — согласно киваю я.
— Как я, моя неуступчивая. Что ж, нам обоим есть, над чем подумать. Но ведь теорию нужно закреплять на практике, да?
И вновь притягивает к себе.
— Я скучал… Настолько, что, заснув сегодня с нестерпимой мыслью о тебе, проснулся здесь, с тобой, спящей, рядом. И понял, что всё между нами правильно, если происходит такое. Возможно, если я и сейчас засну, то проснусь уже дома, один, но больше не буду скорбеть о себе, забытом. Если ты меня притянула, значит помнишь.
«И любишь», — добавляют его глаза.
«И люблю», — соглашаюсь я.
— Но тебе, наверное, и впрямь нужно от нас отдохнуть. Не торопись. Рикки придёт по первому зову.
Провожу ладонью по его заросшей щеке.
— Можно тебя попросить пока не бриться?
И до самого утра мы говорим, говорим… Впрочем, ночь — время не только откровений, но и приобретения нового ценнейшего опыта. Особенно когда кровать узкая.
А ещё, оказывается, прогрессивными знаниями в определённой области может удивить не только Мага.
— И-ива… — выдыхает он. — Откуда ты… всё это знаешь?
— Тс-с… По большей части я всё-таки теоретик, — отвечаю важно. — Но ты же сам недавно говорил, как важна практика.
— Ну, хорошо, но теории-то ты откуда набралась?
Вздохнув, внимательно изучаю потолочные доски, сходящиеся под углом. Придётся сдаваться. Иначе ведь взревнует.
— Знаешь, Мага, в моём мире есть такая штука, как кино. Это вроде…
— Да, знаю. Видел. Но оно вполне… хм… пристойное.
— Ну, разумеется, в коллекции наших дочек иного и не может быть. Но, Мага, есть ещё фильмы… Гм. Раньше их называли фильмами для молодожёнов, — немного смягчаю реальность. — Для очень продвинутых. Можно сказать, опытных старожёнов, со стажем. Вот там многое можно было увидеть и изучить.
Откинувшись на подушку, он подозрительно сощуривается.
— Хочешь
…Просыпаюсь я одна. Лишь вмятина в подушке и отпечаток тела на постели свидетельствуют, что мой мужчина мне не приснилась. Ах, нет, ещё кое-что!
На столе в кувшине из-под молока — охапка нежных осенних хризантем.
Глава 11
— Нет. Ваня, однозначноу, нет. Ты не можешь с ними встр-речаться наяву. Я же не зря нас именноу во сне туда пр-ривёл, пойми! И то кое-кто из них тебя унюхал, забеспокоилсяу… Они оучень пугливые, Ваня. Оучень.
— Но почему?
Собственно, я не настаиваю и не капризничаю; сказали, что в «Детский сад» пока нельзя — значит, нельзя. Но мне интересно всё, что связано с необыкновенными детишками. Могу ли я помочь? Чем их кормят, хватает ли еды? Есть ли у них ещё воспитатели или наставники? Насколько случайно или неслучайно попал в мой сон дон Куадро, и в самом ли деле ему запретили здесь появляться? Как относятся к детёнышам жители местной деревушки, да и вообще знают ли о них?
Мы с Тим-Тимом пристроились в развилке огромной ивы на берегу озера. Часть её кроны склонилась до самой воды, но та местина, в которой мы обосновались, располагается более чем в метре от поверхности. Отсюда хорошо видно, как на небольшой глубине снуют над песчаным дном подросшие мальки с тёмными спинками, как налетают стайки краснопёрых карасей, хватают снующих по глади водомерок и мчатся прочь. Где-то в камышах выводят первые рулады лягухи, словно настраиваясь перед концертом к хорошей погоде…
— Всё сложноу, Ваня.
Кот кладёт здоровенную башку мне на колени и задумчиво сопит. Поняв намёк, принимаюсь наглаживать его и почёсывать: информацию нужно отработать, а валюта тут одна — ласка, скучают по ней ибо… Хорошо быть мудрее и могущественнее многих прочих магов; всезнающим и всеведущим, как скромный божок; но только вот при этом никуда не деться от одиночества, раз уж оно есть. Умненькие и ловкие мышата под боком, конечно, удобны, они настоящие помощники, да и развлекут неплохо, но разве смогут они приветить и потискать настоящего кота как следует? И вот не надо мне тут о самодостаточности котиков. Они просто ловко скрывают потребность во вселенской любви.
Растопырив от удовольствия когти, Баюн всё же вспоминает о своём высоком ранге и нехотя перемещается с моих, изрядно придавленных, колен на коврик, расстеленный в развилке, где мы устроились. А она, надо сказать, образует целую площадку размером с хороший лежак. Что место здесь обжитое, угадывается с первого взгляда: по тому же коврику, выцветшему от солнца, по множеству оставленных на коре отметин от затачивания когтей… Вид отсюда превосходный. Озеро в обрамлении ракит всё, как на ладони. И, кстати, пышная зелёная кайма прерывается лишь со стороны приютившего меня дома, и то ненамного: на ширину небольшого пляжа со скромным причалом.