От съезда к съезду, или Братья по-хорошему
Шрифт:
Князья бросились друг другу на шею и разрыдались.
Дружины и киевляне, с умилением смотревшие на это, тоже разрыдались.
В те времена телевизор еще не изобрели, и наблюдение за взаимоотношениями князей были для людей главным повседневным развлечением. Это заменяло и комедии, и боевики, и мыльные оперы. Если б не было князей, жители Руси умерли бы от скуки: это были яркие, многосторонние личности, собравшие в себе все человеческие черты от эмо до скинхедов, от сопливых дошкольников до реальных пацанов. И эти черты проявлялись в поведении одного и того
— Прости, Владимир, — тихо повторил Святополк. — Не отрывай мне яйца, ладно?
— Что ты, Святополк, — шепнул ему на ухо Владимир. — Никто тебе ничего не оторвет. Ты что, не понял — это шутка была. Мы же братья.
— Да, мы братья по-хорошему. Ты сам так говорил. А Давыд гад. Я ему теперь сам морду набью. Вот разрешат мне из Киева на войну ходить, так сразу пойду с дружиной на Волынь и порублю Давыда на котлеты.
До чего же все-таки трогательная штука — братская любовь. Сейчас утру слезы умиления и расскажу дальше.
XII
Усобица князем на поганыя погыбе, рекоста бо брат брату: «Се мое, а то мое же». И начяша князи про малое «се великое» молвити, а сами на себе крамолу ковати. А погании с всех стран прихождаху с победами на землю Рускую.
Давыд Игоревич нервно перестукивал пальцами по столу.
— Ну что, Василий, какие новости?
Василий только что вернулся из темницы, где он разговаривал с пленным Васильком Ростиславичем.
— Сознался, что вступил в сговор с торками, половцами, печенегами и еще с этими… с берендеями.
— Это хорошо, — кивнул Давыд. — А для чего он с ними вступил в сговор, сказал?
— Хотел завоевать Польшу.
— И всё?
— Нет, не всё. Еще Болгарию собирался завоевать и увести оттуда всё население.
Давыд Игоревич с досадой хлопнул по столу ладонью.
— Бред полный! Это несерьезно. Что он замышлял против меня и Святополка?
— Про это отрицает.
Давыд резко встал и, заложив руки за спину, быстро прошелся по комнате от одного угла до другого.
— Времени нет, — сквозь зубы сказал он. — Он знает, что я собираюсь сдать его полякам?
— Знает.
— И?
— Говорит, что не боится.
— Знает, поди, что я этого не сделаю. Времени нет. Времени нет. Он действительно может уговорить Мономаха не нападать на меня?
— Утверждает, что он этого не говорил, но может попытаться. Говорит, что для этого ему нужно встретиться с боярином Кулмеем.
— Перебьется. Ты сказал, что я ему за это город подарю.
— Сказал.
— А он?
— У меня, говорит, уже есть Теребовль.
— Времени нет, — снова повторил Давыд Игоревич. — Пора на выход.
У ворот города Давыда уже ждал Володарь Ростиславович — брат Василька. Поодаль стояла лагерем его дружина. Воины готовились к осаде.
— Покайся, Давыд, — тихо сказал он. — Тебе есть в чем каяться.
Давыд отвел взгляд.
— Я-то при чем? Если бы дело было на моей земле, разве я бы такое допустил? Это случилось в Киеве — там Святополк всем распоряжается. А ты его знаешь — с ним шутки плохи. Думаешь, было бы лучше, если б он меня вместе с Васильком… Я и так еле уговорил его не убивать. Наш великий князь, если заведется, родную мать не пожалеет. Сам знаешь, в какой стране живем.
— Ладно, допустим, — недовольно проворчал Володарь. — Отпусти моего брата, и разойдемся по-хорошему.
— Не могу отказать. Тебе не могу.
— Естественно, не можешь, — Володарь кивнул на своих воинов.
Люди Давыда вывели Василька. Володарь обнял ослепленного брата. Тот выглядел ужасно: без глаз, со шрамом на лице — слуга Давыда не смог попасть ножом в глаз с первого раза, изможденный долгим сидением в темнице, в кандалах. Братья отошли в сторону и переговорили. После этого они вернулись к Давыду, и Володарь сказал:
— А теперь готовься к смерти. Будем воевать.
— Как воевать?! — возмутился Давыд. — Я же выполнил все ваши условия. Ты ж сам только что сказал, что если я освобожу Василька, то мы разойдемся по-хорошему.
— А ты поверил? — мрачно усмехнулся Володарь. — Или не знаешь, в какой стране живем? Помнишь, у тебя был город Всеволож? Нет его больше. И если ты найдешь в живых хоть кого-нибудь из этого города, можешь ослепить меня как моего брата, — с улыбкой ответил Володарь.
— Ты думал, тебе все с рук сойдет, предатель? — глухим голосом добавил Василько.
Давыд всплеснул руками.
— Меня просто поражает твоя близорукость, Василько. Извини, неудачно выразился. Я в политическом смысле. Вы же видите… в политическом смысле опять же, какая опасность нам всем исходит от Святополка. Он уже не остановится. Он только ищет повод, чтобы развязать террор против нас. Он же специально велел ослепить Василька, чтобы всех перессорить. Представляете, как он обрадуется нашей войне! Вспомните, мы же всегда были друзьями. Володарь, помнишь, как мы с тобой Тмутаракань брали? Святополк наш общий враг. Давайте объединимся против него.
— Каким ты, однако, хорошим стал, как тебя приперло, — усмехнулся Володарь.
— А я плохим никогда и не был. Это про меня слухи распускают, представляют черт-те кем. А я всегда был хорошим. Это советчики у меня плохие. Вечно подбивают меня на всякие гадости. Казнить бы их, да нету их сейчас. Потому я и веду себя так положительно, что на меня ни одна сука сейчас не влияет. Я их в Луцк отослал. Можете проверить. Сходите в Луцк и спросите там Туряка, Лазаря и Василя. Вот это подонки так уж подонки!