Отдел «Массаракш»
Шрифт:
— Очень хорошо, Таан, — проговорил он. — Капрала ранили. Осмотрите, будь любезны.
Штаб-врач присел на корточки рядом с Панди. Правая штанина капральского галифе пропиталась кровью.
— Потерпите, капрал, — сказал он. — А вы, Облом, снимите с него сапог. Да аккуратнее. Не коснитесь раны.
Облом довольно ловко стянул с Панди сапог и даже разорвал штанину.
Штаб-врач мельком взглянул на развороченное колено, кивнул, словно был удовлетворен увиденным. Вытащил из саквояжа стерилизатор, открыл его, надел одноразовые резиновые перчатки. Велел Облому:
— Ногу
Дэк вцепился в капралову лодыжку. Бравый воин морщился, шипел массаракшами, но терпел. Таан омыл рану, наложил повязку. И тут стрельба стихла. Ротмистр поднял ладонь, прислушался.
— Отстрелялись, что ли? — пробормотал он.
Вдруг со стороны вышки донесся глумливый голосок Шестипалого:
— Мутант мутанта не обидит, когда свободу он увидит!
Штаб-врач и ротмистр переглянулись: что за бред? Туур дал знак своим людям быть наготове.
— Погодите! — сказал Облом. — Это же Шестипалый, разведчик. Мне Птицелов о нем рассказывал. Разговаривает исключительно в рифму.
— И что? — буркнул ротмистр. — Патронов у них, похоже, не осталось. Мы их оттуда выкурим в два счета… Приготовиться!
— Постойте, ротмистр! — сказал штаб-врач. — Я, кажется, понял… Он взял делинквента Птицелова в заложники.
— Мутанта, — процедил Туур.
— Человека, — возразил Таан. — И грозит убить его, если мы их не отпустим.
Ротмистр отмахнулся.
— Одним выродком меньше, — сказал он. — Пусть убивает, я своими людьми ради него рисковать не стану.
Штаб-врач смерил его взглядом.
— Да вы, я вижу, генофоб, господин ротмистр, — сказал он.
— Называйте, как хотите, — отозвался Туур. — Вы тут недавно, господин штаб-врач, а я уже два десятка разменял. Всяких мутантов повидал…
— Вот именно, что всяких, — вздохнул Таан и поднялся.
— Что вы задумали, Таан? — встревожился ротмистр. — Назад!
Окрик ротмистра Туура не достиг ушей штаб-врача. Взметнулась пыль. Охнул солдатик, который едва успел пригнуться. По плацу словно снежный смерч пронесся. И одновременно ударил пулемет с вышки.
Не кончились у разведчиков патроны.
— Массаракш! — прошипел ротмистр. — За мной!
На ходу стреляя из двух автоматов сразу, Туур ринулся за штаб-врачом Тааном. Следом подхватились и солдаты. Поднялась такая пальба, что Облом поневоле зажал уши. Он не слышал даже, как захлебнулся пулемет. Как брякнулось с вышки тело Затворника. Как заверещал что-то не в рифму Шестипалый и перестал рифмовать навсегда. А когда Облом оставил свои уши в покое, то услышал лишь оглушительную тишину.
Снежная пыль улеглась. И Облом увидел, что солдаты сгрудились на самой середке плаца, понурые и непривычно тихие. Облом подошел к ним, протиснулся.
На снегу лежал гарнизонный штаб-врач господин Таан. Грудь его была разворочена пулеметной очередью. Рядом на коленях стоял Птицелов, поддерживал штаб-врачу голову. Стремительно синеющие губы Таана шевельнулись.
— Передайте… — произнес он… — А-э… эспаде… — и добавил еще что-то на непонятном Облому языке.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Река плавно загибалась вверх и у горизонта сливалась с облаками.
Два дня и две ночи баржа шла по течению, но небес так и не достигла.
Делинквенты разгуливали по палубе, из-за тесноты они толкались и беззлобно переругивались. А если не разгуливали, то сидели, свесив ноги за борт. Или лежали валетами с цигарками в зубах, уставясь на недосягаемые облака.
Ну и болтали о том, о сем.
Народу в делинквенты забрили всякого. Дезертиров, что отсиживались в лесах Приграничья, пока не рухнула власть Отцов. Разоренных фермеров с крайнего юга. Беглых уголовников всех мастей. И, само собой, мутантов.
Но мутантов на барже обнаружилось не так уж и много. Поговаривали, что в отношении «детей войны и радиации» действовала специальная директива — не пропускать хилых и нежизнеспособных дальше Приграничья. И вроде как новое правительство не пожалело денег на хоспис, дабы мутанты могли «уйти» по-человечески. Хотя вокруг этого хосписа всякие слухи роились…
Болтали, значит, о мутантах, что расплодились, как кролики, и прутся теперь в Отечество, чтоб лет через сто одни мутанты в нем жили. О политике болтали, о повальном кумовстве в правительстве: мол, раньше Отцы воду мутили, а теперь Кумовья, у которых за спиной — лагеря и отсидки. Обсуждали ситуацию на границах. Спорили, уж не затем ли везут их в юго-западные джунгли, чтоб расчистили они площадки для новых Башен? Башен, которые будут всем Башням — Башни! Оборонный периметр, понял? Депрессионное излучение, массаракш! Направленного, массаракш, действия. Против Островной Империи, естес-сно! Против кого же еще?
Среди делинквентов прохаживались охранники с карабинами наперевес. Они должны были защищать дэков от нападения из леса, особенно остерегались диких мутантов и варваров-людоедов. И те и другие действительно могли набедокурить — ради еды, лекарств и амуниции кинуться грудью на винтовки.
Кормили дэков консервированными бобами в свином жире, охранников — тушенкой и сухарями. Такой паек стоял поперек глотки, но выбирать не приходилось. Жили делинквенты на палубе, ночи коротали в старых спальных мешках. Если собирался дождь, ставили тенты. Нужду справляли за борт. Трюм баржи был до упора забит мешками с токсичными гербицидами, поэтому на нижние палубы никого не пускали.
Конечно же, охранники и дэки не спешили найти общий язык. То ли силен в них был дух противоречия, то ли им просто нравилось, когда котел с человеческими страстями томится на медленном огне. В первую же ночь пути за борт пришлось выкинуть двух уголовников: перед этим их показательно нашпиговали свинцом шестеро охранников. За драку ли, за сквернословие — никто толком и не понял. В общем, вели себя неподобающим образом.
А во вторую ночь на баржу напали упыри. Сначала они сопровождали посудину вдоль берега, подвывая и бормоча на нечеловеческом своем языке. Потом разом кинулись в воду. Дэки тогда перепугались: завопили благим матом, заметались по палубе, точно скот безмозглый.