Отель последней надежды
Шрифт:
Кто его подставил?! Кто выдал их с Натусей страшную тайну — начитавшись переводных романов, он именно так и думал: «страшная тайна»! Кто посмел вторгнуться в самое сокровенное, что у него было?! Да еще подсунул фотографии жене! Она бы и знать ничего не знала и не догадывалась бы ни о чем! Все по карманам бы шарила, искала губную помаду или женские трусики, а его на таких вещах не поймаешь, он калач тертый!
Из-за такой ерунды — поганых фотографий! — вся жизнь пошла прахом! Вся жизнь прахом пошла!..
— Проваливай! — прикрикнула опять жена. — И чтобы духу твоего
Коля Саньков в последний раз с сожалением оглянулся на бутылку, с наполовину оторванной фольгой и почти отвинченной крышечкой, переступил через жену, ползавшую на коленях, и потащился в спальню.
Там был разгром и пахло «человечиной», как когда-то говорила та самая тетя Соня, — нечистым бельем, пылью, разобранной постелью, которую давно не меняли.
Коля открыл гардероб и, придерживая рукой голову, чтобы совсем не отвалилась, стал таскать оттуда какие-то вещи, смутно надеясь, что это его, а не жены.
Что значит — убирайся? Что значит — пошел вон? Что он ей, собачка, что ли, которую можно вот просто так взять и выгнать!
Гора вещей на разгромленной постели все росла. Он косился воспаленным глазом и продолжал таскать.
Как нужно уходить от жен? Он понятия не имел. Наверно, все это следует сложить в сумку, только где ее взять? Где у них в квартире дорожные сумки? На антресолях, кажется, где еще они могут быть? Конечно, на антресолях, жена всегда оттуда достает, когда он едет в очередную командировку.
Эх, хороша была командировка с Натусей на теплоходе! Звезды сияли, на воде было уже тепло, несмотря на то что лето только началось. Коля, втянув живот, мужественно балансировал на вышке, привлекая благосклонное Натусино внимание, а потом ласточкой кидался в бассейн и однажды сильно зашиб живот и то, что ниже, чуть не до слез. Натуся оказалась девахой простецкой и без глупостей — опрокидывала джин с тоником, резалась в картишки с соседями по столу, к ужину выходила в прозрачной маечке, белых брючках и на шпильках, волосы собраны в хвост. Теплоход представлялся ей райской обителью, а Коля Саньков повелителем этой обители, суть господом богом. Он шикарно заказывал коктейли, носил белые джинсы, поигрывал в пинг-понг с теплоходными жиголо, знал множество анекдотов и умел их рассказывать, бросался с бортика в бассейн, на ужине заказывал музыкантам песню «Ах, какая женщина!..» и элегантно приглашал Натусю танцевать. А по вечерам они бродили по палубе, целовались в шезлонгах, смотрели на звезды и подставляли пылающие лица волжскому ветру.
Не жизнь, а просто праздник какой-то!..
И как все ужасно закончилось — гадкими фотографиями, истерикой жены и криками «пошел вон!». Жизнь вообще очень подлая штука!..
Коля постоял, прислушиваясь, а потом с тоской взглянул на кучу вещей. И что дальше?.. Ну, найдет он сумку, ну, попихает в нее шмотки, а потом что? Кухню пополам, детей об стенку и тапочки в окно? Самое главное, он совсем не чувствовал себя виноватым и был страшно зол на ту сволочь, что сделала снимки, да еще прислала их жене! Главное, зачем прислала-то? Ладно бы, угрозы разоблачения
Из коридора послышался какой-то шум, и в спальню влетела жена с той самой сумкой, которую он не знал где взять.
— Вот тебе, Колечка, котомка твоя, давай, собирайся и проваливай с глаз моих!
Не глядя, она сгребла с кровати накиданные им вещи — за ними потащилось и одеяло — и стала ожесточенно запихивать в сумку.
— Ты.., подожди, — попросил он жалобно. — Ты.., это.., ты все не так поняла…
— Я?! Я не так поняла?! Фотки со шлюхой я не рассмотрела?! Или ты с ней в кровати синхронным плаваньем занимался?! Я думала, у меня муж есть, а ты мне больше не муж! Ты подлец, и душа у тебя подлая!..
— Да нет… — забормотал он. Она отшвырнула пододеяльник, который лез в сумку, дернула его, раздался треск. — Просто.., это не то, что ты думаешь…
— Просто тебе деваться некуда, урод проклятый! Вот ты и ноешь теперь! Ноет он! А вот это ты видел?! — Она выдернула руку из сумки и сунула ему под нос фигу, сложенную из неухоженных красных пальцев. Фига была так близко, что он отшатнулся. — Раньше надо было думать, когда ты всяких шлюх трахал, а сейчас поздно! Убирайся вон из моего дома, и чтобы духу твоего тут не было!..
В два счета она набила сумку, скинула ее на пол, уселась верхом и затянула «молнию», а потом пинками погнала баул к двери. Сумка ползла, зацепившись за ковер, и ковер постепенно собирался неровными складками.
Собственно, эти складки — последнее, что осталось в голове у Коли Санькова, где все тоже пошло складками, и он вдруг осознал себя во дворе родной многоэтажки, на лавочке, сумка стоит рядом, в пыли, и из кособокой урны тянет тленом.
Трясущейся рукой он вытер мокрый, холодный лоб и огляделся.
И куда теперь?.. И что теперь?..
В голове неотвязно крутилась подлая и неуместная мыслишка, которую все повторяла его зараза-жена, — раньше нужно было думать! — но эту мыслишку он отверг. Как это он мог думать раньше, когда Натуся была столь неотразима! А до Натуси Танюша была хороша, а до Танюши, кажется, Надюша, а может. Катюша. Думать раньше — значит, лишить себя всех жизненных удовольствий, заранее и навсегда, а как такое возможно?!
К Натусе поехать нет никакой возможности — она не примет, а если вдруг примет, еще хуже!.. Тогда на ней придется жениться, значит, разводиться со старой женой, а как же ребенок?! Он, Коля Саньков, живет ради ребенка, это всем известно!
И.., лень.
Новая жена, новые хлопоты. Новые родственники, новые бигуди в раковине, новые чашки на кухне, да и сама кухня, выходит, новая! А где ее взять?! Придется снимать углы.
Коля Саньков, который в родном отеле руководил «лагидж-боями», то есть специальными людьми, что таскают чемоданы приезжающих и отъезжающих, а заодно и грузчиками, не хотел никаких таких проблем. Они его пугали.
— Ты чего сидишь, мужик? — вдруг спросил кто-то рядом. — Да еще с портфелем! — «Портфель» было произнесено с ударением на первый слог. — Ночевать, что ль, негде? Приезжий? Или жинка выгнала?