Отголоски войны
Шрифт:
— Раев вы меня не знаете? — спросилъ съ нкоторымъ удивленіемъ молодой человкъ.
— Нтъ, — отвтилъ Филиппъ. — Откуда мн васъ знать? Но такъ какъ вы собирались вытолкать матроса, то я естественно предположилъ…
— А вы не узнали меня по портретамъ? — Въ удивленіи молодого человка звучала нкоторая обида.
— По какимъ портретамъ?
— Они были во всхъ газетахъ. Всюду печатались интервью со мной. Я — Гильгэ. Вы слыхали вдь о «букмэкер» Гильгэ?
— Нтъ, никогда не слыхалъ, — отвтилъ Филиппъ съ улыбкой.
— Не слыхали о букмэкер Гильгэ?! Онъ пользовался огромной извстностью. Мн совстно говорить объ этомъ, потому что это — мой отецъ. Онъ былъ абсолютно
— Какое?
М-ръ Гильгэ старался сдержать свое изумленіе передъ необыкновеннымъ невжествомъ Филиппа и сказалъ:
— Пойдемте ко мн въ бюро; тамъ я вамъ все скажу.
Онъ провелъ Филиппа въ бюро налво отъ передней. Оно было освщено электричествомъ; вся мебель была зеленая въ новомъ стил, а на стнахъ висли снимки съ картинъ Уотса
— Хотите табаку? — предложилъ Гяльгэ, раскрывая свой кисетъ. — Мое предпріятіе — филантропическое, сэръ. Я хочу сдлать для опустившихся людей хорошаго круга то, что лордъ Роутонъ сдлалъ для низшихъ классовъ. Я ничего не имю противъ низшихъ классовъ, но у нихъ другія привычки, чмъ у насъ. И мн всегда казалось, что самое тяжелое для человка изъ общества, когда ему очень не везетъ въ жизни, — это необходимость жить, какъ живутъ люди низшаго сословія, и терпть ихъ общество. Представьте себ, каково человку, боле или мене утонченному, если несчастье или легкомысліе доводятъ его до того, что ему приходится жить въ одномъ изъ Роутоновскихъ домовъ. Представьте себ его естественное отвращеніе къ одежд, манерамъ, — въ особенности за столомъ, — къ говору тхъ, съ кмъ ему приходится жить вмст. Я поэтому устроилъ пансіонъ для людей изъ общества, которые потеряли все до послдняго сикспенса.
— Мое положеніе въ эту минуту именно такое, — вставилъ Филиппъ.
Гильгэ учтиво поклонился и продолжалъ:
— Мой пансіонъ названъ «Угловымъ Домомъ», потому что здсь есть уголъ для всякаго человка приличнаго вида и умющаго вести себя въ обществ.
— А кто судья, ршающій, благопристоенъ ли человкъ и хорошія ли у него манеры? — спросилъ Филиппъ.
— Я самъ, сэръ. Если мн гость не нравится, я говорю, что вс комнаты заняты.
— Вы, значитъ, всегда здсь?
— Да, всегда. Этотъ домъ — цль моей жизни. Я сплю отъ пяти часовъ утра до двнадцати… А отъ двнадцати до двухъ я гуляю. У меня вышла стычка съ человкомъ, котораго вы такъ любевно вышвырнули за дверь, изъ-за того, что я не хотлъ принять его. Я сказалъ ему, что нтъ свободныхъ комнатъ, а онъ не поврилъ. Такого человка невозможно впустить въ Угловый Домъ, гд манеры настолько изысканны, насколько кошельки пусты. Мы димъ на мраморныхъ столахъ безъ скатерти, но никто изъ насъ не стъ горошка ножомъ. У насъ бумажныя салфетки, но мы не шумимъ и не говоримъ бранныхъ словъ. Дамы поднимаются первыми изъ-за стола.
— Есть и дамы?
— Конечно. Потерпвшія несчастье женщины общества, я полагаю…
— И цна за ночлегъ шесть пенсовъ? — спросилъ Филиппъ, наполняя комнату табачнымъ дымомъ.
— Да. Это какъ разъ оплачиваетъ расходы. Комнаты маленькія, но вентиляція отличная. Прежнія комнаты раздлены на дв и даже на три каютки, но плотными перегородками, не пропускающими звука. Меблировка дешевая, но въ каждой комнат иная — въ современномъ художественномъ стил. Я даже не могъ отказать себ въ удовольствіи украсить стны каждой комнаты дешевыми снимками съ картинъ. Въ наше время, когда можно купить за три пенса Рафаэлевскую Мадонну…
— Совершенно врно! — прервалъ его Филиппъ. — Скажите, могу я получить комнату за сикспенсъ?
— Я крайне сожалю: вс комнаты заняты — отвтилъ Гильгэ.
— Вотъ какъ! — сказалъ Филиппъ. — Я, значитъ, для васъ недостаточно приличенъ. Такъ я и думалъ. Но даю вамъ честное слово, что я не мъ горошка ножомъ.
— Увраю васъ честью, — повторилъ Гильгэ, — что дйствительно нтъ ни одной свободной комнаты. Впрочемъ, одна изъ нашихъ жилицъ, м-ссъ Оппотэри, сказала мн вчера, что узжаетъ сегодня утромъ. Я дамъ вамъ ея комнату. А до ея отъзда, если хотите, расположитесь на этомъ кресл. Я передъ вами въ большомъ долгу, и буду очень радъ услужить вамъ.
Филиппъ сталъ благодарить его за любезность, но онъ вжливо отклонялъ его благодарность. Въ это время пробило пять часовъ, и въ передней раздался звукъ шаговъ.
— Это мой помощникъ, — сказалъ Гильгэ, открывая дверь. — Я дамъ распоряженія относительно васъ. Устройтесь здсь, какъ сможете. Добраго утра. Еще разъ благодарю васъ.
Онъ вышелъ съ грустной улыбкой на лиц, а Филиппъ слъ въ зеленое кресло и заснулъ, не потушивъ электричества. Онъ проснулся черезъ короткое время отъ шума на улиц. Рабочіе шли на работу и оповщали объ этомъ всю улицу, очень громко разговаривая. Филиппъ всталъ и увидлъ, что окно открыто и что блдный свтъ лондонскаго утра борется въ комнат съ электрическимъ освщеніемъ. Онъ всталъ, потушилъ электричество и вышелъ въ переднюю.
Два мальчика мели полъ. Очевидно предупрежденные о его присутствіи, они показали ему, гд помыться. Приведя себя въ порядокъ, онъ вышелъ на улицу. Было холодно и дулъ восточный втеръ. Утренній воздухъ успокоилъ его нервы, возбужденные ночными происшествіями, и онъ почувствовалъ, что, несмотря на вс несчастія и незавидность его положенія, все-таки хорошо жить на свт.
Онъ подошелъ ко рву и заглянулъ внизъ. Земля, которая была насыпана на заложенныя уже трубы, имла странный видъ на томъ конц, у котораго онъ стоялъ. Она лежала какъ-то неровно, точно ее отрыли и потомъ снова насыпали. Группа рабочихъ занята была на другомъ конц, у Кингсуэ, и фигуры ихъ смутно мелькали въ слабомъ утреннемъ свт. Филиппъ глядлъ на насыпь, и у него зарождались странныя подозрнія, вызванныя смутными ночными впечатлніями. Въ это время въ нему приблизился рабочій, который шелъ вдоль рва.
— Послушайте, — внезапно спросилъ его Филиппъ: — вамъ не кажется, что насыпь въ этомъ мст какая-то странная?
— Да, какъ будто не очень гладко насыпано, — отвтилъ рабочій, жуя кусокъ хлба. — А вамъ-то что за дло? Вы вдь, полагаю, не его величество предсдатель городского совта?
Филиппъ улыбнулся.
— Мн только показалось, точно гемлю здсь ночью разрыли, — сказалъ онъ.
— Пустяки! — сказалъ рабочій.
— Вы будете ровнять насыпь? — спросилъ Филиппъ.
Онъ стоялъ, обернувшись лицомъ въ улиц, такъ что видлъ и ровъ, и Угловый Домъ; вдругъ онъ замтилъ, что въ одномъ изъ оконъ убжища для людей хорошаго круга кто-то осторожно приподнялъ штору и потомъ быстро ее опустилъ.
— Немножко выровняемъ, — отвтилъ рабочій на вопросъ Филиппа. — Мы работаемъ по контракту, такъ что не обязаны очень ужъ стараться. А вы думаете, что слдуетъ выровнять?
— Не знаю, право, — отвтилъ Филиппъ, вс подозрнія котораго улетучились отъ спокойнаго, дловитаго тона работника. Онъ отошелъ и направился вверхъ по Кингсуэ, по направленію къ Гольборну. Ему вдь нужно было еще раздобыть себ, что покушать.
Но у рабочаго почему-то вдругъ тоже зародились подозрнія, и онъ сталъ внимательно смотрть на насыпь.