Открыватели дорог
Шрифт:
— Вон вы как рассуждаете!.. — задумчиво заметил Гиреев.
— Да уж как умею! — запальчиво бросил Красов.
— Кстати, посмотрите там с нашими хозяйственниками, нельзя ли выделить молодоженам двухкомнатную квартиру. Они ведь оба работают и оба кандидаты наук.
— Почему вам кажется, что это «кстати»?
— А вы что, собираетесь воевать с ними дальше?
— На попятный не собираюсь.
Гиреев внимательно посмотрел в его побагровевшее лицо. Пожал плечами. Прошел из конца в конец кабинета, снова остановился напротив.
— А я считал вас умнее!
Красов насупился. Он понимал, что переборщил в своей ярости. Да и ярость
Он так взвинтил себя, что готов был вскочить и хлопнуть дверью. Но Гиреев оказался предусмотрительнее: встал спиной к двери, словно решил не выпускать его отсюда, и заговорил медленно, повелительно, как говорил всегда, передавая не терпящие отлагательства решения:
— Вот что, дорогой Михаил Борисович, до сих пор я смотрел сквозь пальцы на ваши схватки с молодежью. Однако ж пора понять, что не всякую лошадку можно оседлать, иная и сбросит… А уж если ваши лошадки заартачились…
— Ну, это мы еще посмотрим! — ядовито сказал Красов. — Не думаю, чтобы все академики стали на вашу точку зрения! — Он смотрел на Ивана Александровича с нескрываемым превосходством.
— Позвольте уж мне закончить! — насмешливо продолжил Иван Александрович. — Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Вы отлично знаете, что и высшие учебные заведения, и научно-исследовательские институты у нас отличные. И выдающихся ученых, в том числе и молодых, у нас предостаточно. И многие из этих м о л о д ы х, — подчеркнул он, — известны не только у нас, но и за рубежом. А вот организация работы в наших научных институтах, подбор кадров, расстановка сил, экономическое и моральное стимулирование зачастую оставляют желать лучшего. А ведь задача-то у государства одна: сделать научную работу самой производительной сферой общественного труда. Число научных работников у нас в стране непрерывно растет. Что же, вы так и будете всю приходящую в науку молодежь держать в должности младших научных сотрудников? Вот уже и очередной съезд партии готовится, а уж на нем-то о роли науки в таком высокоорганизованном государстве, как наше, речь пойдет непременно…
— Так что же, — несколько сбавляя тон, но все так же зло, спросил Михаил Борисович, — вы советуете мне уйти с дороги и уступить место моей милой дочери и богоданному зятьку?
— В ваши семейные дела, дорогой Михаил Борисович, я вмешиваться не собираюсь. Но, как вы понимаете, институт, которым я руковожу, обязан работать. И кое-что искать и находить. Судя по всему, время ваших открытий и находок ушло в прошлое. Но вы воспитали отличную смену. И я убежден, что смена эта понимает вашу роль в их воспитании. Но теперь они достаточно выросли, чтобы мы могли доверять им. А вы в отместку за их плохое, с вашей точки зрения, поведение лишили их возможности работать. Это уже просто антигосударственно!
— А вы считаете, они правильно поступили? — возмущенно выкрикнул Красов.
— Погодите, погодите! — Гиреев досадливо помахал рукой. — Еще древние говорили: если Зевс захочет кого-нибудь наказать,
— А как же мы?.. — ни с того ни с сего пробормотал Красов.
— Я предлагал вам поискать новое поприще для приложения сил… Но вы умный человек и, вероятно, быстро найдете себе других учеников… У меня все. Есть возражения?
— Н-нет…
— Ну, что же, как говорится, с богом! Попрошу лишь учесть, что машинное время на ускорителе должно выделяться по первому требованию новой лаборатории. Кстати, чем там занимается сейчас Крохмалев? Проверкой опыта Горячева и Чудакова? Можете сообщить ему, что проверка проведена в лаборатории профессора Богатырева. Результаты отличные. Экспозиция опыта передана в Институт металлов: там разрабатывается практический метод бомбардировки античастицами сверхлегких сплавов…
Красов поднялся, толкнув стол. Звякнула ложка в нетронутом стакане. В глазах было темно. Но вот луч света прорезал эту странную темноту, и он увидел спасительную дверь. Гиреев в некотором замешательстве смотрел, как Михаил Борисович удалялся из кабинета, неверно ставя ноги. Но голову он держал по-прежнему высоко.
ЭПИЛОГ
Прошло довольно много времени, пока мои случайные записи выстроились в законченную историю обескрыленной Ники и превратились наконец в повесть.
Не следует, конечно, думать, будто я только и делал, что сидел за письменным столом. Нет, для того, чтобы повесть о ж и л а, мне понадобилось познакомиться не только с героями, но и с местом действия, проникнуть в суть научных исследований моих действующих лиц и прежде всего в душу человека…
Конечно, бывая в институте, я не очень откровенничал о том, что задумал и делаю, но, кажется, Михаил Борисович Красов, с которым мне пришлось по необходимости познакомиться, догадывался о цели моих частых посещений. Во всяком случае, мне скоро перестали давать пропуск в «преисподнюю» под тем предлогом, что идет монтаж нового оборудования, а после этого прекратились и личные собеседования, так как он постоянно оказывался занят, а Иван Александрович Гиреев слишком часто бывал в отъезде.
Однако впечатления и записи в моих блокнотах остались, как остались и дружеские связи со многими работниками института. Я просто перекочевал со всеми моими недоуменными вопросами сначала в другой институт, потом в третий, пытаясь как можно глубже изучить взволновавшую меня проблему с т а н о в л е н и я ученого. Я уже понял, что откровенность моих друзей не понравилась товарищу Красову и его немногим последователям и что вполне возможны некие «административные меры». Меня-то они, может, и не коснутся, а вот на тех, кто делится со мной своими мыслями, могут нечаянно обрушиться. И я поторопился окончить свою работу, а затем уехал в командировку. Остальное я узнал позже.