Открыватели дорог
Шрифт:
Никита очистил пушку от глины и ярь-медянки, ребята вырубили новый банник по размерам старинного и долго пробивали канал пушечного ствола, вытаскивая из него прозеленевшую землю. Никита попрощался с ребятами и пошел домой составлять рапортичку для кирпичного завода, сколько глинокопы накопали за неделю и сколько глиновозчики вывезли возов, да и молодая жена ждала к ужину, а ребятам торопиться некуда, завтра воскресенье, отдохнуть успеют.
Пушка была совсем не похожа на то орудие, которое они видели год назад, когда в этих местах отряд Саламатова воевал с белыми. У той пушки, единственной в отряде Саламатова, казенная часть открывалась. Верхотуров тогда же
Орудие Саламатова пленило ребят. Они целыми днями дежурили, ожидая, когда артиллерийский взвод начнет стрельбу. Только позже они догадались: у Саламатова не было снарядов, он возил орудие лишь для устрашения белых. Однако это не мешало ребятам, да и бывшему артиллеристу Верхотурову, разглядывать орудие влюбленными глазами. Они завели знакомство с артиллеристами, присутствовали при каждой разборке и чистке орудия. Верхотуров, отпущенный из армии по ранению, стал для ребят настоящим инструктором, жаль только, что не по стрельбе. Филипп больше интересовался лишь тем, как устроено орудие и нельзя ли сделать такую пушку, о какой писал Жюль Верн, и выстрелить до самой Луны? А Семен все примеривался к прицельной раме, все допрашивал, далеко ли упадет снаряд, если выпалить полный заряд пороха.
Дети охотников, сами с детства привычные к оружию, они быстро разобрались в несложном механизме древней пушки. Они выковыряли из дула всю землю, очистили запальник — маленькое отверстие в задней части пушки. Пушка, после того как они ее основательно протерли песком, потеряла устрашающе зеленый вид; теперь она походила на настоящее орудие, только металл от долгого пребывания в земле стал бугорчатым и шершавым на ощупь. Сенька долго рассматривал пушку, прежде чем высказать свое острое желание:
— Вот бы пальнуть!
Филя Ершов осторожно постучал по стволу:
— Как же, пальнешь! А вдруг разорвет?
— От одного раза ничего не будет, — авторитетно сказал Семен. — Дядя Никита, помнишь, рассказывал, что в японскую войну тоже из старых стреляли, и в немецкую не везде новые пушки были, вот почему японцы наших победили.
— Те пушки не такие старые были, — с сомнением сказал Филипп.
— А мы издалека попробуем, а?
Они медленно возвращались домой, как после только что выслушанной сказки. Что ждет их дома? Семена ждет отец: сразу спросит, а сколько коробов глины отвез он на завод, и тут же прикинет, а что Семен заработал за день? Деньги падают в цене, а платят-то понедельно, вот и получается: работал-работал, а в понедельник шиш получишь! А Филю ожидала мать, отец был убит в начале мировой, как теперь стали называть немецко-русскую войну. И мать вот уже пять лет все выплакаться не может, а вместе с ней заплачут и меньшие — девятилетняя сестра и брат, которому всего пять лет, что с него взять? — и идти домой после интересной сказки просто не хочется…
Семен вдруг спросил:
— Может, зайдем к дяде Никите? Наряды получим, в понедельник их оплатят…
— Ты же не по той причине хотел зайти-то?
— Ну, а если и по другой? Наряды тоже нужны. А другая причина, может, не получится…
— Только сам говори… А зайти можно…
Дядя Никита уже отужинал, когда они постучались в подоконье. Выглянув из окна, он сказал:
— Садитесь на завалинку. Наряды я сейчас выпишу и выйду покурить.
Дом у Никиты был новый, на восемнадцать венцов, с подклетью внизу и жильем наверху, завалинки обшиты свежими досками — сидеть приятно. Выглянула в окно и молодая жена Никиты, быстренько вынесла на тарелке четыре шаньги с картошкой. Ребята застеснялись, но она поставила тарелку между ними, сказала:
— Никита домой пойдет, приберет!
Убежала, веселая.
Оставшись одни, ребята быстро умяли шаньги.
Вышел и Никита, вынес наряды, вручил, сел рядом, закурил.
Семен спросил:
— А как же из старинных пушек стреляли, дядя Никита?
— Пороховой заряд укладывали в мешок, забивали банником. Потом вкатывали ядро, его тоже прибивали банником к заряду. Затем забивали войлочный пыж, только размером побольше, чем в шомпольное ружье. А снаружи у основания пушки был запал, в который насыпали порох. Пушкарь брал длинный шест с фитилем, поджигал порох, и ядро вылетало из пушки, А уж как далеко летело, то зависело от порохового заряда. В наши дни артиллеристы тоже добавляют к снарядам дополнительный заряд пороха, чтобы подальше его послать…
— Через нашу-то реку, наверно, перелетит! — задумчиво сказал Семен.
— Ну, наши трехдюймовки до пяти верст стреляли! Вот были пушечки! Упряжка хоть в одну лошадь, пушка увертливая, раз — и повернешь, стрелять можно с ходу, здорово мы в те годы наловчились! А эту в музей сдадим, пусть стоит хоть до скончания века…
Ребята попрощались и ушли. Но только завернули за угол, как Семен остановился.
— Ну как, выстрелим? А? — жарко зашептал он, склоняясь к самому уху Филиппа.
— Да на нее пороху целую прорву надо! — уже сдаваясь, ответил Филипп.
— Пороху достать можно! — оживился Семен. — Я у отца, другие у своих отцов. У тебя ружья нету, так мешок достань и пыж от старого валенка оттяпай. А завтра воскресенье. Давай?
— Шибко уж она старая, — нехотя ответил Филипп, но видно было, что и он согласился попробовать.
2
Весь вечер среди ребят шли таинственные переговоры. Один за другим они прибегали к Сеньке Мусаеву, шептались с ним, отзывали куда-нибудь за сарай и вручали пакетик пороху. В те времена уральские звероловы сами мастерили порох из селитры и толченого древесного угля. Порох был дымный, вонючий, но в шомпольных ружьях сгорал хорошо. Перед тем как идти спать, Семен подсчитал свои запасы: их хватило бы на батарею.
Сбор был назначен на выгоне. Явились все пятнадцать человек, которых оповестили о забаве. Филя нес мешок с порохом. Сеня — запальник. На его шесте фитиля не было, Семен закрепил на шесте длинную проволоку, чтобы накалить ее на костре и сунуть в запальное отверстие пушки.
Ребята подошли к пушке. Она по-прежнему стояла на проржавевшей треноге, уставя свое жерло на противоположный берег реки. Далеко на горизонте виднелись церкви старинных русских сел, и только их названия говорили о тех временах, когда все здесь было чужое: селение Вильгорт обозначало новый дом, Камгорт — божий дом, а глиняные отвалы, из которых ныне брали сырье кирпичники, были грозными стенами древних городов.
Но вот Сенька с ученым видом отмерил первый заряд, остальной порох ссыпали в чью-то рубаху, а заряд туго завернули в мешковину и забили в ствол. Сенька орудовал банником, покрикивая на приятелей: он чувствовал себя командиром. Филя, не желая отставать от него, выбрал ядро, которое было покруглее и не так проржавело. Сенька принял ядро и вкатил его в ствол.
Соединенными усилиями они протолкнули ядро. Уже горел костер, для того чтобы накалить проволоку. Было страшновато стоять вплотную к пушке. Нахмурив брови, решительно сжав губы, Сенька взялся за шест и сунул проволоку в огонь.