Открыватели дорог
Шрифт:
— А Екатерина Андреевна? — не смущаясь, ответил Чеботарев. — Как она начала честить главного инженера, тому впору было под стол от стыда лезть! Она ему все припомнила! И казахстанское дельце, и Гришкино увечье, и наше бедование в парме. Так и сказала, что коммунизму такие строители, которые на чужой беде свою карьеру делают, не нужны! А к вечеру уже слух прошел: подал товарищ Барышев заявление об уходе по собственному желанию… Ну, да от нас далеко не уйдет! — с угрозой добавил он, темнея лицом. — Все равно на хвост наступим…
Колыванов все смотрел на жену, почти и не слушая больше Чеботарева. Смотрел и удивлялся тому, как она покорна и тиха, как смущается от неловких слов Чеботарева. Но в то же время он видел в ней новый облик, который еще только проступал
Урал — Москва — Крым
1957—1959
БОГИНЯ ПОБЕДЫ
ПРОЛОГ
В конце пятидесятых годов я жил на одной из старых московских улиц, неподалеку от Арбата. Теперь этой улицы нет и в помине. На месте кургузых купеческих доходных домов в четыре-пять этажей и уютных дворянских особняков с колоннами и запущенными садами позади прорублен новый проспект. На проспекте строятся из стекла, бетона и алюминия многоэтажные дома-красавцы, а замыкается проспект огромным зданием гостиницы «Украина». Теперь даже по соседству с Арбатом стало видно далекое-далекое небо. А когда-то тут все улочки упирались одна в другую, словно никуда не желали вывести человека, и в какую сторону ни глянь, виднелись одни брандмауэры да кирпичные заборы и тупики…
Впрочем, к делу это не относится, а только фиксирует бег времени, которое утекает из моих жадных пальцев, как песок.
А в те дни я еще не думал об этом истечении времени и, выходя по делам из дому, любил неторопливо пройтись по Арбату; нынешние люди чаще говорят «прошвырнуться» — и это о прогулочном-то шаге! Но я не завидую этим нынешним. Если они будут и дальше столь же бездумно относиться к великому русскому языку, то, боюсь, их дети перейдут на обезьяний лепет.
Была на Арбате одна занятная витрина, и я любил постоять возле нее. Принадлежала она комиссионному магазину, в котором продавалась всякая всячина: антиквариат, полотна старых и нынешних художников, бижутерия — дамские дешевенькие украшения, а порой выставлялись и совсем удивительные вещи: египетские, индийские, китайские вазы и вещицы из слоновой кости, немецкие пивные кружки с музыкой, которая играет столько времени, сколько льется в твое горло пиво, курительные трубки с мундштуком длиной в метр, а иногда даже кальяны. Денег, правда, в те времена у меня было не густо, и я просто наслаждался, глядя на всякие красивые вещицы.
В пятьдесят седьмом году я ходил по Арбату почти ежедневно. Тот год был для меня счастливым: наконец-то пришла и моя очередь переезжать в Новую квартиру, в Новый район Москвы, на Новый, Ломоносовский проспект. А подобное обстоятельство — все знают — требует ног да ног! Надо собрать всякие справки, сдать свою комнатенку, купить кое-какие обновы для радостного жилья.
И вот в те самые дни увидел я в знакомой витрине комиссионного магазина неожиданную вещь…
Это была небольшая бронзовая статуэтка Ники — древней богини Победы. Но самое странное было в том, что статуэтка не походила ни на одну из старинных мраморных статуй и гипсовых слепков, какие я видывал раньше…
В 1877 году в Греции, близ селения Олимпия, археологи выкопали из земли статую Ники работы древнего скульптора Пэония. Мрамор сохранился отлично, но у статуи были отбиты голова и руки. Есть статуя Ники Самофракийской в Лувре — прекрасная летящая фигура из мрамора, но и у нее нет ни головы, ни рук, остались только расправленные крылья, откинутые
Найдены и другие статуи Ники: украшения с носовой части боевых кораблей; фризы, изображающие аттические битвы. Но все это не заслуживало никакого сравнения с тем, что я увидел.
Передо мной были полет, воздушность, острота формы и сила содержания, слитые воедино в прекрасном произведении искусства. Как я уже сказал, фигурка была исполнена в бронзе, примерно в одну тридцатую известной статуи Пэония, стояла на бронзовом же пьедестале, на левой ноге, вокруг которой складками вилось еще взволнованное полетом одеяние, как будто Ника только что приземлилась, низринувшись с вытянутыми вперед руками, чтобы благословить воззвавшее к ней войско на смертный бой и победу.
Была она крылата, как и положено Нике, но и тут опять оказалась неожиданность: у Ники Пэония крылья опущены, у Луврской Ники — откинуты назад. Эта же Ника одно крыло сложила, почувствовав под ногой землю, другое же — правое — было поднято, как парус, и словно бы поддерживало богиню в воздухе и позволяло ей — буде не по вкусу придутся моления и жертвы — тут же оторваться от земли и вновь ринуться в небо.
И патина на металле, и самый тон бронзы — все говорило, что это работа старинного мастера и очень возможно, что мастер сам в и д е л такую статую Ники и перенес драгоценные черты прекрасного в металл, а потом оригинал погиб в битвах и неурядицах, и осталась лишь эта копия… Но очень может быть, что сама-то эта копия вышла из-под руки одного из тех великих мастеров, которых было достаточно в эпоху Возрождения, когда человеческая мысль через полтора примерно тысячелетия снова вернулась к созерцанию прекрасного, оставшегося нам в наследство от древних. И кто знает, может быть, это работа самого великого Челлини или кого-нибудь из его учеников вдруг оказалась здесь, в витрине скромного московского магазина…
Вот эта статуэтка, бронза, двадцати сантиметров высотой вместе с пьедесталом, представлявшим как бы жертвенный камень, на который опустилась богиня, и захватила все мои мысли. Я подумал: ведь и у меня случаются победы, пусть их куда меньше, чем поражений! И почему бы мне не порадовать себя, не подарить себе эту прекрасную Нику, вокруг которой так и слышится гром битвы, бронзовые наконечники копий ударяются в бронзовые щиты и мечи со свистом рассекают воздух и звенят по бронзовым латам! И почему бы мне не сопрягать каждое свое деяние с нею, богиней Победы, рискуя больше, чем я рисковал до сих пор, ища более важные предметы для размышлений и для суждения о них! Надо сказать, что в те времена я работал в одной крупной газете и все пытался бороться с разными неурядицами в нашей жизни. Так пусть Ника будет свидетельницей того, как трудно приходит человек к победе, но ведь он п р и х о д и т к победе, иначе он не создал бы эту великолепную богиню.
Так подумал я и сунулся в карман за деньгами, но тут же убрал руку. Денег у меня была одна сотенная, припасенная, чтобы съездить на новый Ломоносовский проспект для внепланового угощения маляров. Да и что я мог купить в те годы за свою сотенную? Вещь — это было видно сразу — привезена и сдана в магазин знатоком, да и оценщики в этом магазине — изрядные доки. И я уехал по своим делам, вздохнув про себя о постоянных невозможностях, которые так старят человеческое сердце.
Но, признаюсь, в тот же вечер я обежал почти всех моих друзей, занимая где сотню, а где и больше под предлогом, что скоро у меня новоселье и не повезешь же старую рухлядь в Новый дом на Новом Ломоносовском проспекте. И надо сказать правду: люди на радость очень отзывчивы, и мне удалось набрать довольно большую сумму.