Открыватели дорог
Шрифт:
Но после того, как Ярослав швырнул трубку, о сне не могло быть и речи. Горячев прошлепал босиком в переднюю, где под прорезью в двери лежали на полу газеты и журналы.
Алексей поднял газету и на ходу развернул. Ярослав не разыгрывал: на второй странице была напечатана статья Гиреева, директора института, посвященная новым открытиям в области элементарных частиц. Иван Александрович начинал ее настоящим панегириком в честь «молодых воспитанников института» Горячева и Чудакова. Горячева он даже именовал по имени и отчеству — Алексеем Фаддеевичем. Чудакова же, которого недолюбливал за злой язык, обозначал только инициалами — Я. Я. Однако фамилия Чудакова упоминалась не реже, чем фамилия Горячева, — двенадцать раз!
Все эти сложные подсчеты Горячев произвел уже в постели, благо карандаш был под рукой, на ночном столике, рядом с записной книжкой и сигаретами. На институтском языке это называлось: выбрать полную информацию. Известно, что в любом источнике информация находится в рассеянном состоянии. Главное, привести ее в систему.
Итак, в возрасте двадцати восьми лет Горячев, сам того не подозревая, превратился в ученого мужа, которого отныне даже старшие будут называть Алексеем Фаддеевичем. Сначала это будет звучать шуткой, но постепенно все привыкнут, и Алексею Фаддеевичу останется только обзаводиться семьей, жирком и степенями. Не то же ли происходит со многими учеными не только в их институте, но и во всем мире? Во время прошлогодней конференции в Женеве Алексей насмотрелся на физиков: только спорт и спасает их от ожирения…
И тут же подумал: Чудакова на эту удочку не поймаешь! Он жиреть не станет!
И улыбнулся: ну, а сам-то Алексей клюнет?
Удочки бывают разные. Золотые, как эта статья директора института. Серебряные — вроде повышения в должности. Медные — новая квартира и телефон под рукой. Стальные — таких Алексей еще не видал, но Чудаков как-то говорил ему, чем кончилась ученая карьера ныне уже немолодого физика Подобнова: ходит в мире некий человек с опустошенной душой и только завидует всем. В данную минуту, возможно, завидует Горячеву и Чудакову, хотя, видит бог, уж им-то завидовать не стоит…
Можно было бы снова заснуть — это Алексей умел, — но тут он подумал: газета сейчас у каждого в руках! И уж, конечно, кое-кто позвонит. Одни — из вежливости, другие — из дружбы, третьи — из зависти. Гиреев редко кого удостаивал таких почестей, а информация в наш век передается с необычайной быстротою. Другое дело, полная она или половинчатая. В сущности, Алексею да и Ярке только кажется, что они знают, почему академик написал эту статью. Конечно, предпосылка есть: двое молодых ученых из института, которым руководит Иван Александрович, объединив свои усилия, создали: один — новый вариант пузырьковой камеры для наблюдения элементарных частиц, другой — теорию, согласно которой в этой камере должны были обнаружиться под таким-то углом и с такой-то скоростью пролетающие частицы, которых еще никто не наблюдал, заранее дал им название «ро-мезоны», и эти частицы действительно появились…
Но ведь вполне возможно, что для Ивана Александровича это открытие только предлог. Вдруг ему понадобилось утереть нос американским коллегам или просто испросить как можно скорее некоторую сумму денег для постройки нового ускорителя? Нет, тут еще надо подумать…
Но относительно телефонных звонков он не ошибся…
Алексей только что собрался поддразнить Ярослава по поводу недостаточной информации, как телефон зазвонил снова.
Алексей сразу узнал бархатный голос Михаила Борисовича Красова — начальника лаборатории элементарных частиц — и на первые же слова поздравления ответил почти искренне:
— Только благодаря вам, Михаил Борисович!
Михаил Борисович, как бы пропустив реплику мимо ушей, мягко прервал Горячева:
— Заходите вечерком, Алексей Фаддеевич. И я и все мои будут рады. Вы слышали, что Нонна вернулась?
Нонна!.. Вернулась?
Алексей даже прикрыл глаза на мгновение, словно его ударили. Но все равно увидел Нонну перед собой такой, какой она была в тот вечер, когда вдруг сказала, что уезжает в Ленинград к Бахтиярову. В тот вечер Алексею все казалось, что она никого и ничего не слышит, занятая какими-то своими мыслями. Он сам вызвал ее на этот ненужный ни ей, ни ему разговор. Итак, она вернулась! Через пять лет…
— Вы слышите меня, Алексей Фаддеевич?
Это опять Михаил Борисович. Он, вероятно, и не догадывается, как ошеломил Алексея. Просто удивляется, почему Алексей умолк.
— Да, да, Михаил Борисович! Обязательно приду…
И машинально спросил:
— А Чудаков тоже будет?
Теперь замялся Михаил Борисович. Но ответил так же бархатно:
— Как раз намереваюсь позвонить ему.
И Алексей понял: не намеревался. Все в институте знают, что Михаил Борисович давно уже недолюбливает общество острого на слово Чудакова и предпочитает разговаривать с ним в официальной обстановке и по возможности только на научные темы. Это раньше он с удовольствием приглашал Ярослава в свой дом. Но теперь позвонит. А Ярка, конечно, откажется. Выдумает, что у него туристский поход или какой-нибудь заплыв на байдарке. Ярка отлично знает, что приглашение домой к Михаилу Борисовичу рассматривается как некое негласное повышение. Так сказать, высшая отметка за поведение. Выше пяти баллов. Но Ярке эти отметки ни к чему. А нужна ли такая отметка самому Алексею? Ведь в дом к отцу вернулась Нонна…
Он положил трубку и долго еще лежал неподвижно, уперев взгляд в невысокий сиренево-белый потолок своей новенькой квартиры. Лежал и думал черт знает о чем, лишь бы не вспоминать Нонну. Вот и эту квартирку, однокомнатную, мечту холостяков, ему дали без очереди. И тут не обошлось без вмешательства Михаила Борисовича. Михаил Борисович знал все нужды своих помощников и умел так распределять блага, что без лишней расточительности почти всегда достигал максимального эффекта.
Тогда Алексей был далек от мысли, что это всего лишь одна из удочек, на которую Михаил Борисович собирался подловить его скромную душу. Он был просто рад и бесконечно благодарен Михаилу Борисовичу: до этого он жил с отцом в тесной комнатке, в которой и письменный стол поставить было некуда. А в эту квартирку он мог бы пригласить даже Нонну…
Фу, черт, о чем он думает!
Телефон затрезвонил снова.
Алексей лениво сказал:
— Я слушаю.
И осекся, услышав громкий, откровенный смех директора института.
Нет, Гиреев не так прост! Вот он ехидно спросил:
— Принимаете поздравления, Алексей Фаддеевич?
— Что вы, Иван Александрович!
— Почему же? Это естественно! Я трижды набирал ваш номер, и все время было занято.
— Так это же Чудаков и…
— И кто же еще?
— И Михаил Борисович… — с некоторой неловкостью ответил Алексей.
Он знал, что между Гиреевым и Михаилом Борисовичем идет негласный спор. С точки зрения Гиреева, Михаил Борисович редко выдвигает стоящие теории, чтобы ими можно было объяснить неожиданные странности, подстерегающие исследователей внутриядерных процессов. Сам Иван Александрович был последователем знаменитого физика Бора. А Нильс Бор принимал к рассмотрению только такие теоретические выкладки и предсказания, которые не были похожи ни на что предыдущее. Это ведь Нильс Бор отчитал некоего известного физика словами, которые Иван Александрович Гиреев любит повторять: