Отныне и вовек
Шрифт:
Но он никогда не забудет, как она выглядела, медленно идя по кирпичной дорожке со спутанными волосами, бережно зажав в руке вещи Яна. Невыносимое зрелище.
Она услышала, как отъехала машина, и отрешенно посмотрела на клумбы перед домом. Дом, куда она приезжала с Яном сегодня на ленч? Неужели они здесь жили? Ей казалось, что она никогда не видела его прежде. Джессика остановилась, не в силах сделать и шага. Она медленно подняла одну ногу и сделала маленький шажок. Но вторая была слишком тяжела, чтобы оторвать ее от земли. Она не могла. Не хотела. Не могла войти в этот дом без Яна. Не могла войти в него одна.., нет.., нет.
– О Господи, нет! – У
– Джесси! Джессика?
Она услышала быстрые шаги, но не могла повернуться. У нее не было сил. Все было кончено.
– Джесси.., дорогая, что с тобой?
Это была Астрид. Джессика обернулась, чтобы взглянуть ей в лицо, и слезы заполнили ее глаза.
– Что случилось? Скажи! Все будет хорошо. – Она погладила Джессику по волосам и вытерла с ее лица слезы, пока они поднимались в дом. – Это из-за Яна? Скажи мне, дорогая, из-за Яна?
Джесси с отрешенным и печальным выражением кивнула, и у Астрид чуть не остановилось сердце… Нет, нет, не Ян.., не так, как с Томом! Нет!
– Его признали виновным в изнасиловании. – Слова вылетали будто из чужого рта, Астрид была потрясена. – Он в тюрьме.
– Господи, Джессика, не может быть! – Но это было правдой. Она поверила, когда Джессика позволила подруге проводить ее в дом и уложить в постель. Таблетки, которые Астрид дала ей, практически сразу же подействовали. Джессика погрузилась в забытье. Астрид постоянно носила их с собой – с тех пор как Том…
Джессика проснулась в половине четвертого утра. В доме стояла тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Она села в кровати, вся обратившись в слух, и ничего не услышала. У нее поплыло перед глазами. Потом Джессика вспомнила о таблетках. И об Астрид. И о том, как все это началось. Дрожащей рукой она потянулась за сигаретами. На ней по-прежнему были свитер, чулки и комбинация. Юбка и жакет аккуратно висели на спинке стула. Она не знала, как очутилась в постели. Единственное, что она могла вспомнить, был нежно воркующий, приободряющий голос Астрид. Но кто-то был.., кто-то.., а теперь – никого. Она была одна.
Джессика лежала и курила в темноте спальни, без слезинки в глазах, чувствуя легкую тошноту, все еще находясь под действием успокоительного. Вдруг она сняла трубку телефона. Набрала справочную и узнала номер.
– Городская тюрьма. Лэнгдорф слушает.
– Я бы хотела поговорить с Яном Кларком.
– Он здесь работает? – Дежурный сержант был удивлен.
– Нет. Вчера его взяли под стражу. После суда. – Она не раскрыла суть обвинений, подивившись только твердости собственного голоса. Джессика не была уверена, но предполагала, что, если она будет сохранять спокойствие, они, возможно, разрешат поговорить с ним.
– Он должен быть в окружной тюрьме, а не здесь. В любом случае вы не сможете с ним поговорить.
– Понимаю. У вас есть их номер? – Она хотела добавить, что он ей нужен срочно, но не решилась. Джессика боялась им лгать.
Дежурный сержант продиктовал номер телефона, и она быстро набрала
Джессика пожала плечами и зажгла лампу. В комнате было холодно. Поверх свитера и комбинации она натянула домашний халат и пошлепала в гостиную. Остановившись в центре комнаты, Джесси посмотрела по сторонам. Кругом царил легкий беспорядок, напоминавший ей о муже. Вот здесь на подушке лежала его книга, которую он читал в прошлый уик-энд, его мокасины валялись под креслом.., его… Она чувствовала, как к горлу подступают рыдания, и бросилась в кухню, чтобы выпить чего-нибудь.., чай.., кофе.., колу… У нее пересохло в горле и плыло перед глазами, но мысли были ясные. Джессика увидела тарелки, оставленные после ленча в раковине, и газету на кухонном столе со статьей об изнасиловании. Казалось, она ненадолго вышла из комнаты, потом вернулась.
В кабинете было так же плохо. Даже хуже. Темно, пусто и одиноко. Ян был сердцем этой комнаты. И ее. Душой Джесси.
Она нуждалась в нем больше, чем его кабинет. Джесси с удивлением обнаружила, что переступает с ноги на ногу, как взволнованный ребенок. Она провела рукой по книгам, его рубашкам, прижала к себе мокасины мужа и вздрагивала, когда на нее падала тень. Она была одна. Во всем доме, в ночи, на всем белом свете. И никого, чтобы помочь ей. Джессика открыла рот, чтобы закричать, но из него не вылетело ни звука.
Она просто осела на пол, по-прежнему держа в руках мокасины и ожидая. Но никто не пришел. Она была одна.
Глава 20
Половина десятого. Джессика сидела в ванне, пытаясь побороть истерику, когда зазвонил дверной звонок. Все в порядке.
Все будет хорошо. Она еще немного останется в ванной и выпьет чашку чая или позавтракает, оденется и пойдет в бутик. Или весь день проведет в постели. Или.., но все в порядке. Сначала горячая ванна.., но она не могла позвонить Яну. Ей нужно было поговорить с ним. Она перевела дух и прислушалась. Похоже на дверной звонок или, может быть, ее ввел в заблуждение звук льющейся воды? Но нет. Звонок продолжал тренькать. Ей не нужно отвечать. Продолжать дышать и находиться в неведении, пусть вода согреет ее. Ян показывал ей, как при этом оставаться спокойной и не впадать в истерику.., когда ее мать.., и Джейк…
Но дверной звонок… Она неожиданно выскочила из ванны, схватила полотенце и помчалась к двери. А что, если это – Ян? У нее были его ключи. Что, если… С полуулыбкой она подбежала к входной двери, оставляя позади мокрые лужицы, сияющие глаза были широко открыты, а полотенце неровно прикрывало ее тело.
Она распахнула дверь, не спросив, кто там, и отпрыгнула назад, пораженная. Слишком удивленная, чтобы закрыть дверь. Она просто стояла, страх молоточками стучал в ее сердце.
– Доброе утро. На вашем месте я бы избавился от привычки так распахивать двери.
Джессика быстро глянула вниз и поправила полотенце.
Звонившим оказался инспектор Хоугтон.
– Я… Здравствуйте. Чем могу служить? – Она выпрямилась в полный рост и гордо замерла в дверях.
– Ничем. Решил заглянуть, чтобы проведать, как вы. – У него в глазах сквозила ирония победителя.
Взгляд, который она не заметила накануне. Ей захотелось выцарапать ему глаза.
– Все замечательно. – Грязный ублюдок. – Еще что-нибудь?
– Кофе уже сварили, миссис Кларк? – По его мнению, формальности были сущим оскорблением.