Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз
Шрифт:
— Скажите Берюрье, что если он не отправит спать свою грымзу немедленно, я попрошу капитана взять её под стражу.
— Хорошо, Босс. Только, поверьте, у нас есть кое-что поважнее, чем мамаша Берта.
— То есть?
Мне не хочется убивать его.
— Я полагаю, вы знаете моего кузена Гектора Дэра, господин директор?
— Гм-м-мхр! — отвечает Старик, выражая одновременно согласие и безразличие.
— Он и есть тот самый частный детектив компании «Паксиф».
Если бы Папа нашел гусеницу в салате или грыжевый бандаж шеф-повара в своём пюре, он бы и то не состроил такую гримасу.
— Частный детектив! —
Я покидаю их.
Если Босс должен перенести инфаркт, я предпочитаю не быть его причиной.
— Берта? — бормочет Берю. — Берта? Погоди, мне это имя о чём-то говорит… Ах да, не моя ли это законная супруга?
Набрался до горловины. Глаза на уровне рта, скулы фиолетовые, волосы слиплись, язык еле ворочается.
— Хороша твоя законная супруга, Толстый Мешок! Посмотри на неё, она уже полуголая на площадке!
— Пусть она живёт своей жизнью, а я своей доволен! — с безразличием говорит Толстяк. — Лучше посмотри, какую крошку я снял.
Он показывает на богиню с мушкой на лбу. Глаза, как горящие угли! Ресницы настоящие и длиной не меньше десяти сантиметров.
— Можешь базлать спокойно, она не рубит по-французски, — уверяет мой друг. — Ее дятел тоже. Он из Буэн-Зареза и чешет только на испанском, но баба переводит для меня на английский. Кажется, он король говяжьей тушёнки.
Доблестный смеётся с бульканьем и множеством пузырей.
— Рогатый скот всё же накладывает свой отпечаток. Похоже, он таскает чудовую парочку рогов, этот мутный! Я ему сказал, что я главный директор Компании, чтобы быть с ним на ровной ноге. Эти толстосумы тебя уважают, только когда думают, что ты набит баблом так же, как они. Так, давай я тебя представлю. Чёрт, я забыл, у него такое имечко, что язык поломаешь.
Он гладит грудь молодой индуски.
— Вот зе нэйм оф йо кореш, май птит лав? — спрашивает он у черноволосой богини. — С’кузми, но я не римемба.
— Алонзо-Бистро-И-Упьемос-де-Монсеррат! — декламирует кадра Берю.
Южноамерикос в смокинге с блёстками похож на слона, который косит под метрдотеля в ночном заведении. Рябая кожа цвета дыма сырого дерева, как минимум три дюжины золотых зубов, очки с роговой оправой больше, чем иллюминаторы «Мердалора», и живот, который свисает между его расставленных ног.
Я приветствую его кивком. Похоже, он набрался в два раза больше, чем Берюрье.
— Если я правильно понял, — шепчет мне Александр-Бенуа, — он не способен на экстаз, потому что его мамон не даёт ему присовокупиться, как следует. Так что его единственное удовольствие — это смотреть, как долбается Канкопашутта, которую ты лицезреешь. У него такое брюхо, что он даже не может вытащить птенчика рукой, чтобы побрызгать. Бедняге, чтобы отлить, нужно зеркальце заднего вида и зажим для огурцов, грустно, правда? Потерять контакт с самим собой…
Пухлый сочувственно роняет слезу.
— Короче, — объявляет он, — я согласился подрихтовать его мышку сегодня вечером. Надо всегда помогать ближнему, если это в ваших силах.
Он кладёт свою могучую десницу на припухлости индуски.
— Что касается сил, можешь быть спокоен, парень, у меня они есть!
— Сначала, умоляю тебя, иди, уложи спать свою молочницу, иначе у Босса начнётся горячка. Он попросил меня
— Можешь ему сказать, что свои ультиматы он может засунуть себе в ж…, — отвечает Пухлый.
— Спасибо, Берюрье! — скрипит Старик.
Он здесь вместе с Гектором.
Александр-Бенуа становится грустным.
— Нехорошо подслушивать, Патрон, — ворчит он.
— С этой минуты можете считать себя уволенным, — объявляет Дир. — Идёмте, Сан-Антонио, пусть это животное занимается блудом, как и его жена.
Глава 7
Не может быть! Дурной сон! Вы шутите! Это пенка!
Наши молчаливые лица подтверждают гнусную реальность.
— Да чёрт возьми, меня ждет бесчестье, когда узнают, что у меня их нет уже двух!
Вопреки тому, что некоторые ненормальные из вас могут подумать, эти слова произнёс не евнух, а наш дорогой, трепетный, великодушный Оскар Абей. Он ошалел от ужаса, он вне себя от злости, тем более болезненной, потому что непонятной. Он отказывается верить! Он падает на колени в салоне капитана. Катается по ковру, дёргая куцыми ногами. Съедает огрызок своей сигары до последней крошки. Хнычет. Крестится (как Зорро), изображает умирающего лебедя на генеральной репетиции. Затем от стенаний переходит к обвинениям. Бросается на Гектора, бьёт его неистово кулаками: по рукам и плечам.
— Бестолочь! Жулик! Болван, которого наняли специально, чтобы помешать преступникам! Я буду жаловаться! Я сам отвинчу табличку вашего чёртова агентства и засуну её вам в глотку, вы слышите? В глотку!
Затем он делает крутой поворот к нашей группе, повесившей голову от стыда.
— А вы просто молодцы! Спасибо! И это французская полиция! Великолепно! Решето, чёрт возьми! Клизмы! Бараны! Отбросы! Ничтожества! Мыльные пузыри! Пердёж! Дырка, даже не в заднице! Марионетки! Пустое место! Стоячая вода! Тоска! Лунная пыль! И мы ещё платим налоги, чтобы содержать этих дурно пахнущих существ, эти нагноения, эту шантрапу! Вы обесчестили этот корабль одним своим присутствием! Я горю от стыда! Видеть вас не могу! Знать не хочу! Всё кончено, господа! Вас больше нет! Ваше присутствие в этих каютах, это всё, что от вас осталось, перед тем как кануть в небытие! Мне стыдно! Нет, мне страшно! Вот именно, ваша некомпетентность фантастична, я повторяю, фантастична! Меня дрожь берёт! Смотрите, меня колотит, у меня стучат зубы, у меня ректум сдавило, печень залило жёлчью. На помощь, какой ужас! Мама! Мама!
— Что вы, Оскар! — теряет терпение Старик. — Прекратите паясничать, это недостойно мужчины!
Судовладелец бросается на Дира, как ягуар на бородавочника [46] .
— Что вы сказали? Паясничать? Я не ослышался? Я не обманулся? И вы смеете оскорблять меня на моём собственном корабле? Паясничать? Вы, большая шишка французской полиции! Да вы купили этот пост! По дешёвке! Вы откопали своё назначение в мусорнике в Сент-Уэне.
— Послушайте, господин Абей! — умоляет капитан, смущённый до костей вместе с мозгами.
46
Прыжок невероятный в связи с тем, что бородавочник живет в Африке, а ягуар в Южной Америке. — Сан-А.