Отражение Улле
Шрифт:
— Ну, прощай, отец. Эта гниль над тобой потешаться не будет. Прими от меня благую смерть!
Орми перерезал старику горло, прошептал: «К Имиру уходи!», утер слезу, чего с детства сопливого не бывало, и нырнул в молодой ельник. Потом обошел селение крутом и попал на поляну Улле.
Охватил тогда Орми гнев. Вырвал он с корнем сухую елочку — ствол в руку толщиной, — обломал сучки, подбежал к истукану, уперся в него комлем и давай валить идола! Тот уже начал подаваться, как вдруг повернулась одна из голов деревянного чудища, приоткрыла костяную пасть
— Драблатугур, бугургыз, клаклар.
Орми тряхнул головой, стиснул зубы и налег изо всей силы на шест. Идол рухнул, палки и кости рассыпались по земле. И наваждение сразу исчезло.
— Кто там? Стой!
Барг вышел из-за деревьев на другой стороне поляны. Орми бросился в лес, да поздно: Барг узнал его.
— Выродок! Орми! Стой, змееныш!
Орми продрался сквозь чащу, нырнул в землянку, схватил Энки за руку и потащил к выходу. Слэк проснулся и крикнул:
— Эй, вы! Куда в такую рань помчались? На упырей охотиться? Заставит вас Кулу дерьмо жрать!
— Иди Улле зад полижи. Я б еще поговорил с тобой, кабы клопы тебе гу не отгрызли!
Выскочили братья наружу — и в лес. Миновали ельник — а сзади уже слышно погоню. Вышли к болоту. Там братья знали верную тропку и далеко опередили людоедов. Пока ядозубы барахтались в болотной жиже, Энки и Орми успели высоко подняться по склону. Тут в ущельях и трещинах было где спрятаться. Братья залезли в потайную пещерку — вход в нее закрывали кусты, — легли на мокрую землю и отдышались. Долго молчали.
— Что теперь делать будем? — спросил Орми. — Обратно к ядозубам нельзя. Энки ответил не сразу.
— Жить как-то надо. Найдем место подальше от людей, построим жилье. Ты объясни, как вышло, что нас распознали?
Орми рассказал:
— Узнал я одну тайну. Мне ее отец перед смертью открыл. Нашего повелителя Имиром звать, а живет он по ту сторону неба. Как бы нам туда перебраться?
Энки задумался и, помолчав, сказал:
— Я видел, небо порой ложится на горы. Бывает, спустится совсем низко. Может, горы тогда его протыкают? Давай поднимемся на кряж, выберем высокую гору и залезем на вершину.
— Ловко придумал! Пойдем. Только бы Имира увидеть. Тогда и шкуру разгадаем, и, может быть, узнаем, что мы должны делать на земле.
Глава 2
ИМИР НАД НЕБОМ
Три дня поднимались на кряж. Холодно там было, даром что лето. Но и небо вроде ближе стало. На четвертый день увидели снежные горы. Вершины упирались в небо. Отсюда было видно всю страну Мару: голые скалы, глубокие ущелья, а позади, внизу, широкой полосой у подножия гор протянулся лес, земля людоедов. С юга подступали к лесу Мертвые земли.
— До неба путь неблизкий, — сказал Энки. — Там, наверху, добычи не будет. Надо едой запастись.
Ядозуб без оружия шагу не ступит; были у братьев с собой и луки, и ножи, и копья. Много дней они лазали по ущельям, сидели в засадах —
— Странное дело, — сказал Энки. — Кто здесь копал? Багульник пахучий, будь он неладен, все запахи отбил, ничего не разберешь.
— Может, медведь искал съедобные корешки?
Развели огонь, испекли щуку, что Энки днем поймал в озерке. Стемнело. Костер освещал ближние деревья и подножие скалы. Вдруг земля, где вскопано было, зашевелилась, поднялась бугром, и между комьев что-то забелело. А потом из-под земли вылезла голова. На голом черепе — лохмотья бурой, сухой кожи. Зубы мелкие, острые, торчат вперед. Хуже всего — глаза. Мутные, студенистые. Полужидкая гниль. Казалось, вот-вот выльются из глазниц. Энки вскочил.
— Ну, брат, теперь я свое обещание выполню, — и с копьем бросился на упыря. Было до него всего шагов двадцать, а не успел добежать. Упырь выпростал из-под земли обе руки, уперся и выполз весь, как червь из норы скользкий, жирный. Увернулся от копья и хвать зубами за древко — только щепки полетели. В руках у Энки осталась одна короткая палка. Упырь прыгнул, повалил Энки и впился в горло.
Орми тоже не зевал. Выхватил из костра головню и ткнул со всей силы упырю в бок. Зашипело, завоняло, повалил едкий дым. Упырь выпустил добычу, пискляво взвыл и кинулся наутек. Из прожженного бока вывалилась какая-то дрянь, зацепилась за кусты. Орми догнал его, замахнулся головней — тут упырь нагнулся и стал землю рыть. Мох, корни и песок с камнями полетели Орми в лицо. Он замешкался на миг, а когда протер глаза, упыря уже и след простыл. Только рыхлая земля еще чуть вздрагивала.
— Быстро, гад, закапывается!
Орми повернулся к брату. Тот сидел на камне, держась за горло, а из-под пальцев сочилась кровь.
— Гляди-ка, отбились от упыря. Теперь будем знать, чего они боятся. Огнем их жечь надо, тварей смрадных!
Энки поднял глаза и сказал хрипло:
— Ты, брат, ничего странного не заметил?
— Нет, а что?
— А то, что у него на шее было ожерелье из гадючьих зубов. Слепой ты, дурень. Он же из наших — ядозуб. Значит, верно говорят, что людоеды после смерти в упырей превращаются. Может, и мы скоро такими станем.
Рана у Энки зажила быстро. На другой день братья свалили лося. Сплели короба, набили мясом, повесили на спины и полезли снова в горы. Лосиную шкуру тоже прихватили — спать на снегу. День идут, другой, третий. Карабкаются на скалы, перелезают трещины, обходят пропасти. А небо все ближе. На шестой день в расщелинах стал попадаться снег. Тогда братья вместо мяса, что съели, положили в короба сухих сучьев. Выше дров не найдешь.
На девятый день помутнел взгляд у Энки.
— Орми, слышь… Неладно со мной. Я башку почесал — горсть волос осталась в руке, а на черепе плешь. Во рту ломит, словно все зубы хотят из челюстей вырваться.