Отражение
Шрифт:
— Из нас двоих ночь выдалась худшей только для тебя. Или я ослышался, и в комнате вздыхал и метался туда-сюда другой человек?
— О как! Кажется, ты тоже не посапывал в объятиях Морфея, раз умудрился насладиться моими стенаниями. Скажем так: мне приснился не самый приятный сон, вот и все. Не тешь свое самолюбие, представляя, что целыми ночами я только и делаю, что предаюсь мечтаниями о тебе — это просто смешно. Тем более… ладно, забудь.
— «Тем более» — что?
Мукуро покачал головой, усмехаясь. Ну не говорить же горе-папаше, что по возвращению он с лихвой отыграется на его сынишке. Хибари смерил его подозрительным взглядом, развеселив его еще больше, и отвернулся, скрещивая на груди руки.
Возраст ему шел только на пользу.
Мукуро помнил его мелким, угловатым подростком с упрямо лезущей в глаза челкой и непомерным эго. Он редко думал, полагаясь лишь на грубую силу, был неразговорчив и угрюм, а после того памятного случая закрылся в себе еще больше. Чем он становился взрослее, тем привлекал все больше. Мукуро не особо интересовался им, пока тому не перевалило за двадцать пять. В их первую встречу им руководило не вожделение или любопытство, приправленное хоть чем-то похожим на симпатию, а желание унизить и показать свое превосходство. Лишь много позже он начал вспоминать ту неделю, что Хибари провел в Кокуе, пока Савада со своей компанией его не нашел, с настоящим удовольствием и ностальгией. Тогда, когда Кея стал пользоваться своими мозгами, которыми его природа весьма щедро наградила, и научился общаться с окружающими его людьми — пусть и не настолько, чтобы заводить друзей направо и налево. Тогда, когда он научился думать о чем-то, кроме своей мести. Тогда, когда Мукуро перестал его интересовать.
И непонятно, сказалась ли привычка постоянно видеть его в поле зрения или же Кея действительно стал интересным, но свою явную зацикленность на нем Мукуро признал уже довольно давно. На его свадьбе, где он соизволил даже улыбаться. На его свадьбе с девчонкой, которая по его меркам должна была зваться обычной травоядной.
— Черт побери, — не сдержавшись, пробормотал Мукуро, дернувшись от злости. Хоть та женщина уже давно мертва, каждое воспоминание о ней вызывало вспышку гнева. Но Хибари, видимо, воспринял эту вспышку на свой счет.
— Мог бы сохранить остатки достоинства и не так явственно показывать свои мучения, извращенец.
Мукуро закатил глаза.
— Кея, если когда-нибудь ты услышишь, как я стону от удовольствия, прежде чем самовлюбленно принимать это на свой счет, будь добр, проверь, может быть, я просто ем шоколад. Даже твоему эго должен быть предел.
Хибари нахмурился и снова отвернулся, угрюмо уставившись в окно.
— Тебе никто не говорил, что у тебя красивый профиль? — после некоторого молчания спросил Мукуро, понаблюдав за ним.
— Ты специально выводишь меня из себя?
— Просто подчеркиваю очевидное. Даже таким сухарям как ты, иногда приятно услышать комплименты.
— Точно не от тебя.
— А малышка Наги? Она говорит тебе приятные вещи? Или по-прежнему тебя побаивается?
— Моя личная жизнь тебя не касается. И я хотел бы провести всю оставшуюся дорогу в тишине. Спасибо.
Мукуро посмеялся и, вытянув ноги, откинулся на спинку сиденья, чтобы немного прикорнуть.
***
— Тебе обязательно возвращаться в дом этого придурка? — недовольно бросил Кен, подхватывая с широкого блюда одну из множества ароматных и все еще дымящихся булочек.
— В дом Кеи, Кен, — у него есть имя, — терпеливо поправила его Хром и протянула ему бумажную салфетку, чтобы он вытер промасленные ладони. — Тебе тоже пора бы найти пару.
— А ты думаешь, что этот… «Кея» рассматривает тебя как пару? Скорее как прислугу.
— Не обращай внимания, он просто ревнует, — подал голос Чикуса, который лежал на диване, ожидая завтрака, и оживленно щелкал пальцами по планшету. — Тебе повезло, что ты с ним не живешь, потому что я в его упреках утопаю.
— Эй, это несправедливо! — крикнул Кен, оскорбившись. — Я просто чувствую себя покинутым. Даже Мукуро-сама не захотел здесь жить.
— Никто тебя не бросал, Кен, — обняла его за руку Хром, улыбаясь. — Если будет одиноко — звони, я сразу же приду. И уверена, что Чикуса или Мукуро с удовольствием составят тебе компанию.
— Это вряд ли, — меланхолично ответил Чикуса, откладывая планшет в сторону и поднимаясь. Кен одарил его сердитым взглядом. — Ячи обижается, что я провожу с ней мало времени, так что я стану появляться дома еще реже.
— Вот видишь? Я все время один!
— Тогда чаще выходи прогуляться, чтобы завести новые знакомства. — Хром подобрала с комода ключи от машины и быстро впрыгнула в свои туфли. — Сегодня вернется Кея, и я хочу позвать Катсу, чтобы их помирить, так что пожелайте мне удачи.
— Удачи, — не синхронно произнесли они, и Хром выбежала за дверь, торопливо щелкая брелоком сигнализации.
Она немного нервничала, и с самого утра ее подташнивало от волнения, но она была твердо уверенна, что семейный обед им всем просто необходим. За время, проведенное в доме Хибари, она слишком привязалась к обоим представителям этой фамилии, чтобы спокойно воспринимать их конфликты. К сожалению, Катсу не брал трубку, сколько бы она ему не звонила, а где он живет — неизвестно.
Припарковавшись у гаража, Хром взяла пакеты с покупками и едва не выронила их, когда увидела возле дома Катсу, которого как раз собралась искать. Он стоял у барьера и медленно водил перед собой рукой, словно пытаясь потрогать пламя.
— Катсу? — окликнула она его, и тот вздрогнул, опуская руку. — Ты вернулся. Я звонила тебе, но…
— Где отец? — перебил ее Катсу. — Барьер едва теплый, значит он его не поддерживал какое-то время… Он уехал?
— Да, босс дал ему задание. Ему и… Мукуро.
— Мукуро с ним? Но… он мне не сказал, что едет с отцом. — Он полез за телефоном и понял, что забыл его в квартире.
— Заходи, я налью тебе чай, — дружелюбно кивнула в сторону дома Хром, но он особой радости в ответ на приглашение не выказал.
— Мне там делать нечего. Я просто хотел поговорить с отцом, и раз его нет…
— Он скоро вернется. Я бы тоже хотела, чтобы вы поговорили, да и он наверняка этого хочет.
Катсу нерешительно замялся, но все же двинулся к дому, нервно сминая слишком длинные рукава рубашки.
Он боялся. О, как боялся. Во рту и в горле было сухо как в пустыне, и сердце в груди билось как сумасшедшее, и подкашивались ноги от почти животного ужаса, сковавшего его тело. Сначала он с облегчением принял факт того, что отца нет дома — появилось больше времени на подготовку к разговору, но теперь понял, что лучше было побыстрее отмучиться, чем кусать локти в ожидании тяжелого разговора.