Отражение
Шрифт:
Как тебя зовут? — спросил я.
Она улыбнулась еще лучезарнее, словно этого было достаточно, чтобы ответить на мой вопрос, и протянула мне камень.
Спасибо вам, — сказала она. — Ваш дар принесет много добра.
И пошла вниз по улице, на ходу извлекая другой камень из складок широкой юбки. Я смотрел ей
вслед: вот она подошла к пожилой женщине с
добрым лицом и предлагает ей свой товар. Старовата для Аманды, хотя у девчонок не всегда разберешь, а уж у этих и подавно. Навстречу мне шла еще одна юная продавщица камней. Благостное, нездешнее выражение отпечаталось на лице
Не хотите ли купить пресс-папье? Хочу, — ответил я, и все повторилось сызнова. Как вас зовут? — спросил я. Сьюзэн, — ответила она. — А вас?
Теперь уж настала моя очередь улыбаться вместо ответа.
Покачав головой, я двинулся дальше, и через полчаса оказался счастливым обладателем четырех пресс-папье.
Аманда сегодня здесь? — спросил я четвертую девушку.
Аманда? У нас нет Аманды… — Но тут она запнулась и посмотрела в сторону, взглядом выдав себя. Ну, нет так нет, — сказал я, улыбнувшись, и притворился, что ничего не заметил.
«Продавщица» ответила мне дежурной улыбкой и пошла дальше, а мне пришлось выждать, прежде чем я смог, не вызывая подозрений, подойти к той, на которую она смотрела.
Это была совсем молоденькая, небольшого роста девушка с нежным лицом и удивительно ясными глазами. На ней была широкая юбка и теплая куртка с капюшоном. Темно-русые, как у меня, волосы не вились, и сколько я ни вглядывался в лицо, мне не удалось обнаружить между нами ни малейшего сходства. Может быть, она дочь моей матери, а может быть, и нет. Девочка протянула мне размером со сливу темно-синий камень с черными прожилками.
Очень красивый, — похвалил я. — Почем? — И услышал традиционный ответ. Потом, протягивая фунт, позвал: Аманда…
Она вздрогнула и вопросительно посмотрела на меня.
Меня зовут не Аманда. А как? Мэнди. Мэнди?.. Мэнди Норт.
Стараясь даже дышать осторожно, чтобы не спугнуть ее, я улыбнулся и спросил, давно ли она живет на Конюшне Фермы Зефир.
Всю жизнь, — просто ответила она. С друзьями? Да, — кивнула она. — Они мои наставники. Ты счастлива? Конечно. Мы трудимся во славу господню. Сколько тебе лет?
К ней вернулись сомнения.
Вчера… мне исполнилось восемнадцать… Но я не должна говорить с посторонними о себе — только о камнях.
Совсем ребенок, подумал я. Наивна не по годам. Нет, не умственно отсталая, конечно, нет, простушка, как сказали бы в прежние времена.
Застенчивая, как все девушки ее возраста, Мэнди казалась выросшим в подземелье цветком: ни
живости, ни кокетства, ни намека на пробуждающуюся женственность.
Ну, о камнях так о камнях. У тебя есть еще? — спросил я.
Она кивнула и достала из кармана другой камень. Я похвалил товар и, протягивая девочке очередной фунт, спросил:
Как звали твою мать, Мэнди? Не знаю. — Она испуганно посмотрела на меня. — Вы не должны спрашивать о таких вещах. Мэнди, ты в детстве каталась на пони?
Ее безмятежный взгляд на мгновение вспыхнул воспоминанием, но тут она заметила кого-то за моей спиной — радость в глазах погасла, и Мэнди густо покраснела от стыда.
Я оглянулся и увидел крепкого мужчину с неулыбчивым лицом. Не первой молодости — лет на пять
Это что еще за разговоры, Мэнди? — строго спросил он ее. — Ты же знаешь наши правила. Первый день собираешь деньги и уже вступаешь в разговор с первым встречным. Будешь опять работать на кухне. Иди к девочкам, они ждут тебя, иди, они отведут тебя домой. — И резким поворотом головы показал на группу девушек, стоявших поодаль. Мэнди пошла к ним. У нее подгибались ноги. Мужчина смотрел ей в след.
Бедняжка. Бедняжка Аманда. Бедная униженная сестренка.
Вам чего надо? — спросил меня мужчина. — Девочки говорят, что вы у всех купили камни. Чего вы хотите? Да ничего, — ответил я. — Мне камни понравились.
Мужчина посмотрел на меня недоверчиво; в это
время к нему присоединился второй, точно такой же; он подошел к нам после того, как побеседовал с девушками.
Этот тип расспрашивал девочек, как их зовут, — сказал он. — Искал Аманду. Но у нас нет Аманды. Это Мэнди. Он разговаривал с ней.
Оба разом взглянули на меня, сощурив глаза, и я понял, что пора «делать ноги». Повернувшись к ним
спиной, я пошел на автостоянку — меня не пытались остановить, но следовали за мной. Не придав этому должного значения, я выбрал кратчайший путь к стоянке, но на всякий случай обернулся проверить, идут они за мной или отстали, и убедился, что не только не прекратили преследования, но их стало четверо — двое других были молодые ребята, ровесники девушек. «Слишком здесь людно, — подумал я, — вряд ли они решатся на что-то серьезное». Я оказался прав. Ничего серьезного действительно не произошло. Крови, например, не было вовсе.
У автостоянки я заметил еще троих, и не успел сделать шаг к входу, как все семеро окружили меня плотным кольцом. Чтобы расчистить себе путь, я оттолкнул одного из них, но лес рук сразу же обрушился на меня, и я был вынужден отступить на обочину. Преследователи оттеснили меня к толстой кирпичной стене. Может, кто-нибудь из почтеннейшей британской публики и видел, что происходит, но предпочел благоразумно пройти мимо. С минуту я стоял, привалившись к стене, и разглядывал семерых Братьев.
Что вам от меня нужно? — спросил я. Зачем ты искал Мэнди? — спросил один из тех, кто постарше. Она моя сестра.
Двое взрослых недоуменно переглянулись. Потом первый решительно покачал головой:
У Мэнди нет семьи. Ее мать давно умерла. Ты лжешь. С чего это ты взял, что она твоя сестра? Чтоб больше ты сюда не совался, понял? Ходит тут, вопросы задает, — сказал второй. — Сестра, говоришь? А по-моему, ты журналист.
Слово «журналист» привело Братьев в совершенно нехристианскую ярость — меня несколько раз ударили головой об стену, возможно, сильнее, чем следовало; и лупили они меня и пинали ногами чуть крепче, чем положено, — но что я мог сделать. Расшвырять их, как нападающий регбист, и попытаться вырваться — пожалуй. А более ничего. Бывают такие вот идиотские ситуации, когда в драке ни одна из сторон не желает заходить слишком далеко. Они могли бы запросто избить меня до полусмерти, если бы захотели, да и я мог их изрядно покалечить — но к чему заводиться, ведь меня просто предупреждали, это было очевид