Отражение
Шрифт:
Когда Семену дали положенный двухнедельный отпуск и «завоеванную» пачку динаров, которые следовало обратить в дойчмарки, Милош без лишних разговоров отпустил с ним Милицу.
Пять дней они плескались на Адриатике и еще пять дней жили в Белграде у двоюродной тетки Милицы. Она водила его по старым и новым улицам, в библиотеку и национальный музей. Милица очень жалела, что не может показать Семену Дубровник, который находится в Хорватии.
— Лучше сейчас туда не ездить...
Но и того, что увидел Семен на этой земле, было достаточно, чтобы понять, почему сербы сражаются за каждую
В последнюю ночь в Белграде они не спали. Допоздна гуляли, а потом затопили уютный гостиничный номер нежностью, чтобы перед самым рассветом в сладком изнеможении мечтать о будущем.
— У нас будут красивые и сильные дети, — шептала Милица.
— Смесь кровей дает гениальность, — вторил ей Семен.
— Только пусть у них будут твои голубые глаза. Настоящие, славянские!
— Это у мальчиков, а у девочек пусть будут твои — обжигающе-карие.
— Ты возьмешь меня с собой в Россию?
— Обязательно... Правда, мне самому некуда там возвращаться. Лexa зовет к себе на север...
— Я боюсь, что тебя могут убить. Это война не кончается и не кончится...
Она боялась, что убить могут его. А он даже на миг представить не мог, что ее нежной шеи коснется варварский сербокос...
5
После того, как хорваты заключили перемирие с мусульманами, они с двух сторон навалились на сербов. Те ожесточились, и подобно своим врагам стали нападать на колонны беженцев, врывались в деревни, ставили все мужское население к стене и заставляли спускать штаны — искали обрезанцев. Семену такая война стала не по душе. А тут еще подоспели голубые каски, да бросила дров в костер войны натовская авиация. Причем бомбили только сербов. Как и в Багдаде, не очень-то целились, хотя заявляли на весь мир, что бомбят исключительно военные объекты.
В Гааге объявился международный военный трибунал, где опять же судили только сербов и их вождей.
На некоторое время Ристич приуныл, не поступало вестей и от Радована. Отряд, предоставленный сам себе, блуждал по тылам мусульман.
В один из таких дней Семен, Леша и Петр Маркович набрели на военный лагерь недалеко от Савы. Долго поочередно рассматривали его в бинокль, пытаясь определить, что он собой представляет. Когда очередь дошла до Семена, он жадно впился в окуляры, ибо с того самого момента как взглянул на один из бараков, увидел рядом с ним знакомое лицо.
— Маккаферти, мать его! Жив!
— Кто? — спросил Маркович.
— Он из ЦРУ! Американец, — пояснил Леша.
— Да там у них целый батальон этих американцев, — рассказывал об увиденном Семен. — Есть склады с оружием и боеприпасами. Два вертолета. Джип. Пара Бэтээров... Что-то очень я соскучился по полковнику Маккаферти, а Леха?!
— Без приказа Милоша
— Оставлять эту сволочь в живых нельзя, — вступился Леша.
— Это опасно, братушки, но мне тоже хочется заимать американца, — признался Маркович.
Не сговариваясь, они поползли к колючей проволоке, которой была обтянута территория лагеря. Судя по всему, это был военно-учебный центр мусульман. Никакого плана у них не было, поэтому решили терпеливо ждать и наблюдать.
Суеты в лагере не наблюдалось. Напротив, у складов прогуливались сонные часовые, на скамейках у бараков курили вояки разных возрастов, и только Маккаферти нервно и торопливо отдавал какие-то распоряжения. Именно поэтому ждать пришлось недолго. Прямо к его ногам подкатил джип и, прокричав еще что-то своим помощникам, он плюхнулся на переднее сидение, на заднем примостились два автоматчика.
Рогозин махнул товарищам, и они перебежками рванули к дороге, по которой через две минуты должен был промчаться джип американца.
— Шуметь у лагеря? — засомневался Павлов.
— Главное — не повредить машину! — отрезал Рогозин.
Маркович только удивленно цокнул.
— Вы снимаете автоматчиков: Петр — ближнего, ты, Леша, дальнего, я беру на себя водителя. Маккаферти берем живым. Петро, сразу садись за руль, жми на всю катушку. Ты тут дороги лучше знаешь.
— Здесь недалеко на Тузлу, — сказал Маркович.
— Лучше куда-нибудь в болото, — предложил Павлов.
Между тем, джип уже выехал за ворота и помчался, набирая скорость. Маккаферти, как заправский Рембо, держал на колене М-16.
Три выстрела прозвучали почти одновременно, стреляли на счет «три». Джип вильнул и уткнулся в придорожную канаву, в кювет. Американец успел выстрелить только раз, и надо отдать ему должное — прострелил бок Рогозину. Тот выматерился, и прикладом «калаша» врезал Маккаферти по челюсти. Пока главный специалист по Востоку считал разноцветные круги перед глазами, вытолкали джип на дорогу. В лагере завыла сирена.
— Даже с музыкой! — удивился Павлов.
— Могут поднять вертолет, — предупредил Рогозин, зажимая рану.
Трупы бросили в ту же канаву, забрав оружие и документы, Маккаферти связали и заткнули ему рот ветошью. Через минуту машина уже набрала скорость. Но еще через пять минут над лесом стал слышен рокот вертолетного двигателя.
— Интересно, почему наш друг поехал на машине, а не воспользовался вертолетом? — озадачился Алексей.
— Зато теперь погоня по всем правилам, — оглянулся Рогозин.
— «Апач»,— определил Павлов.
Он нежно обнимал бригадного генерала Маккаферти, который до сих пор не пришел в себя — голова его болталась, как на шарнире. Пристроив американца поудобнее, чтобы на какой-нибудь кочке не выпал, Леха начал целиться в небо.
— «Муху» бы!
Чуть впереди прилично рвануло, и Петр едва успел отвернуть от столба огня и свежей воронки. Далее все было как в кино, в котором главные герои не должны погибнуть. С солнечной стороны в небе вдруг загрохотало, словно опомнилась давно прошедшая гроза. В ту же секунду вертолет разлетелся на куски, полыхнув взорвавшимся горючим, а в небе осталась только белая полоса — след истребителя.