Отражение
Шрифт:
Выход рядовому Рогозину подсказал зампотыл — поседевший и давно плюнувший на карьеру подполковник, который с солдатами общался мягко, наедине называя их по именам, словно каждый из них был его сыном. Поговаривали, что его родной сын был обычным Ванькой-взводным и погиб в первый год войны в Афгане.
— Вот что, Сема, — как-то ни с того, ни с сего заговорил с ним Батя (так прозвали солдаты зампотыла), — если не хочешь два года свиней кормить — пиши рапорт в военное училище. В этом тебе никто не имеет права отказать.
— А пограничное училище есть?! — загорелся рядовой Рогозин.
— Есть, а я уж в штабе за тебя замолвлю слово, чтобы время подготовиться дали.
— Да вроде...
— Ну, так не жуй сопли, пиши! Время-то идет! До весны ползимы осталось. Книги какие надо?
— Спасибо, товарищ подполковник.
— Не за что, сынок. Быть русским офицером большая честь и самая бесприютная работа.
Он так и сказал «русским», а вот насчет бесприютности тогда Семен не понял.
2
В ущелье было тихо и жарко. Солнце словно за что-то зацепилось и не хотело покидать точки зенита. Сначала лезли в горы — к черту на рога, теперь спускались прямо в тартар, и с обеих сторон высились обращенные в камень ифриты. А на плечах у них могли оказаться вполне реальные моджахеды. В дремучем лесу, в царстве родного лешака чувствовал бы себя спокойнее.
Взвод шел в полном молчании, максимально рассредоточившись по узкому проходу между горами. У каждого был свой сектор наблюдения. Так и шли, задрав головы, готовые в любую минуту открыть ответный огонь. Но каждый из бойцов понимал, что ответить с этой тропы притаившемуся в скалах врагу весьма сложно.
Вертушки здесь прикрыть не могли, а БМП — проехать. Когда поступила команда пограничникам пересекать афганскую границу и отжимать душманов подальше от границы СССР, никто не представлял себе всю сложность выполнения данной задачи. Детально изученные карты на деле оказались непроходимыми тропами. Там, за Пянджем, земля была действительно чужой, горы встречали непрошеных гостей настороженной тишиной, иногда взрывавшейся пулеметными очередями и залпами гранатометов. И хотя серьезной войной здесь не пахло, потери были. Задачи же, поступавшие, скорее всего, из ГРУ, чаще сводились к поиску тайников с оружием и наркотиками. Местные таджики уже тогда с неодобрением смотрели на «боевые операции» пограничников.
Поиск очередного тайника занял у лейтенанта Рогозина уже трое суток. Двое потребовалось, чтобы дойти до этого ущелья. От всего живого на всякий случай шарахались. Принцип простой: не доверяй никому, кроме своего «калаша». Даже лояльные к кабульскому правительству афганцы, таджики или аймаки (а таких почти не было) могли сдать отряд моджахедам. И не обязательно за деньги... Поэтому проводников не брали. Замполит учил интернационализму, а инструктор из ГРУ — никому не верить.
Утром на четвертые сутки вступили в ущелье. Парадокс: искать днем — опасно, ночью — смешно. Искали небольшой отрог, в котором просматривались бы неглубокие пещеры — вот и вся наводка, вот и все ориентиры. От такого-то аула — столько-то, от поворота на такой-то дороге — столько-то. Спросить не у кого и нельзя! Казалось бы — никакой буйной растительности, но камни хранили свои тайны не хуже, а, может, и лучше. Так и до Гиндукуша можно доковылять.
Порой приходилось лезть на скалы, чтобы хоть немного осмотреться по сторонам. Из-под ног сыпались камни, и в сухой тишине ущелья отраженный многократным эхо шум заставлял солдат пугливо водить стволами из стороны в сторону, дабы не упустить тот миг, когда в какой-нибудь расщелине начнет
Лейтенант Рогозин шел первым и думал, что в слове Памир есть слово мир. А замыкал движение старшина Пахомов, которому до дембеля оставалось каких-то два месяца. Рядом с лейтенантом шел единственный в его подразделении таджик да и то наполовину — мать у него была из уйгур. Отслужил он всего полгода, а звали его Дурды. По фамилии в связи с таким звучным именем его не называли даже на поверках. Именно он оказался ближе всех к командиру, когда тот понял, что наступил на противопехотную мину. Наступить на нее — полдела, а вот сойти с нее — значит подорваться.
Поздно было ругать себя за то, что не научил смотреть один глаз вверх, а другой — под ноги. И хотя на мину Рогозин наступил первый раз в жизни, хватило ума оценить движение, произведенное подошвой, как вдавливание детонатора. Лейтенант застыл, жестом приказал всем остановиться и на всякий случай занять безопасную позицию. Обезвреживать мины его учили, но как сходить с них?
Никаких надежд на маленького и худощавого Дурды Семен не возлагал, и когда увидел, что тот ползет к нему, крикнул шепотом:
— Назад!..
Но Дурды словно не слышал приказа или не понимал, что командир стоит на мине. Пришлось крикнуть Пахомову, чтобы хотя бы он не лез, а в случае чего принимал командование на себя.
— Я знаю, как делать, — заявил Дурды, внимательно рассматривая ногу лейтенанта, стоявшую на мине.
— Как?
— Надо тихонько развязать шнурки, потом я буду нажимать, а товарищ лейтенант будет убирать ногу из ботинок.
— А потом?
— Потом положим камень. Товарищ лейтенант принесет камень — положим.
— А если не получится?
— Если не получится, мы про это знать не будем. — Вот и вся восточная мудрость.
— Дурды, малейшее движение — и рванет, а ты тут балет на мине хочешь изобразить. Вали за камни — это приказ!
— Товарищ лейтенант, саперы пять сутки ждать надо, нога и без мины отвалится.
Солдат был прав, но лейтенант больше всего не хотел, чтобы по его неосторожности пострадал подчиненный. Пока он раздумывал над этим, Дурды начал чуть дрожащими руками ослаблять шнуровку. Оба затаили дыхание.
Когда работа подходила к концу, а солдаты уже выкурили по одной сигарете, Рогозин вдруг услышал голоса. Они доносились с другой — противоположной их движению стороны ущелья. Лейтенант предупредительно поднял руку и дал знак Пахомову, чтобы взвод затаился. При этом он чуть не потерял равновесие и несколько секунд слышал только, как колотит в уши собственное сердце. Замер и Дурды.
Голоса обозначились снова, и теперь Рогозин понял, что разговаривают на английском языке. Удивляться не приходилось. Вместе с душманами к тайнику могли идти инструктора из любой несоциалистической армии мира. Если, конечно, не боялись рискнуть. Разумеется, у каждого из них были документы от различных комиссий ООН или информационных агентств, даже от Красного Креста, подтверждающих, что никакого отношения к военным действиям они не имеют и забрели на территорию Афганистана, чтобы сделать заборы воды в колодцах или доставить населению американский аспирин с истекшим сроком годности. Но в сегодняшнем случае они могли нарваться на полулегальную группу советских пограничников, которая никакой ответственности перед мировым сообществом не несла. Ее по официальным данным просто не было! И это «не было» позволило лейтенанту Рогозину, находившемуся в крайне неприятном положении, дать приказ попытаться захватить англо-говорящих субъектов, а при оказании сопротивления — уничтожить.