Отражение
Шрифт:
— Значит, вашей встречей на зимнике все не закончилось? — спросила она.
Степан опустил глаза. Он явно был не готов к такому вопросу.
— Честно говоря, я пока сам не знаю, и даже дядя Коля не знает. А тебе и знать незачем!
3
Так же, как когда-то Ольга разучилась чувствовать время, она разучилась радоваться весне, лету, первому снегу... Погруженная в созданный Степаном мир, как рыбка в аквариум, она, тем не менее, сама создавала себе природные и климатические условия, да и без труда могла поменять русскую зиму на тропическое лето — достаточно только купить билет на самолет. Но нынешний май заставил ее почувствовать свой вкус. По всей стране стояла пальба, падали самолеты, сходили с рельсов поезда, останавливались заводы, шахтеры ложились на рельсы...
И Ольга, как очарованная, смотрела на мир, словно впервые видела его побежденным бушующим маем, и не замечала, как на соседних скамейках оберегают ее Ваня-Супер и еще двое, приставленных к ней охранников. Не замечала, как нелепо смотрятся в их руках сотовые телефоны, причем переговариваются они друг с другом, прогуливаясь по одной и той же аллее, словно просто нельзя подойти друг к другу и говорить сколько душе угодно. А они, как дети, играющие в войнушку — этакий стиль, будто сам их серьезный вид отпугнет любую опасность, и этим самым видом они доказывают своему шефу, что не зря едят свой хлеб.
А Ольга погрузилась в окружающий мир настолько, что уже и не замечала его. Вроде и думала о чем-то, а, может, мысли, не успев оформиться во фразы и образы, просто проносились вперемешку с майским ветром. И так бы и не заметила улыбающуюся пару, неторопливо шествующую по аллее, если бы не мужской голос, который разбудил бы ее даже от летаргического сна. И чуть было не окликнула его Степаном.
По аллее, увлеченно беседуя, шли под руку Семен и девушка, которую она недавно видела из окна вместе с ним у рогозинского дома. Девушка посмотрела на нее с нескрываемым интересом, а можно сказать, и так, будто знает ее не один десяток лет. Семен же смотрел на свою спутницу, и невооруженным взглядом было видно, что он изрядно очарован ею. Ольга улыбнулась.
«Неужели он действительно рассказывает ей, как стоял на мине?» — вспомнила вдруг слова мужа.
— Семен! — позвала Ольга, а Ваня-Супер настороженно сунул руку во внутренний карман.
Семен остановился и посмотрел на нее как на воскресшую.
За его спиной предупредительно вырисовался Ваня-Супер, ворочая от удивления глазами — он уже знал о копии шефа, но живое сходство было просто мистическим.
— Оля?! — словно спросил у кого-то Семен.
Минут пять они разговаривали молча — одними глазами, и успели сказать все. Так что Ольга могла без лишних эмоций переходить к делу. Но именно сути-то его она и не знала. Поэтому решила просто рассказать то, что ей было известно.
— Палачом я там не был, — ответил Семен на ее рассказ о фотографиях. — Но кому понадобилось посылать тебе это?
— Что у вас было со Степаном?
— Да так... Просто столкнулись интересы.
— Поэтому ты его чуть не убил?
— Он пожаловался?
— Рассказал...
— Думается, его подручные со снайперскими винтовками тоже не на охоту туда приехали.
— Значит, ты и об этом знаешь?
— На войне, как на войне. Кое-чему научился. За то, что рассказала — спасибо. Мы с Лешей Павловым подумаем.
— Кто это — Леша Павлов?
— Сослуживец. Мы с ним везде были. А теперь вместе работаем, на севере. У него звероферма, с нее-то все и началось...
Еще минуту постояли молча, искали слова. Чуть поодаль нервничал Ваня Супер, который не мог оценить ситуацию. Два других охранника с кем-то разговаривали по телефону. «Слава Богу, — мелькнула у Ольги мысль, — что это случайная встреча, не придется объясняться со Степаном». Девушка рядом с Семеном пыталась отстраниться, чтобы оставить их наедине, но он удержал ее руку. И хотя он всячески пытался изобразить на лице деловое равнодушие, Ольга легко читала в его глазах незажившую рану.
— Как Андрейка? — спросил он, и она была благодарна ему за этот вопрос.
— Спасибо. Все хорошо. Часто спрашивает о тебе. Мы ему английский, мы его в школу искусств, а он, знай себе, в войнушку играет. Пойду, говорит, в солдаты...
— Передавай ему привет.
И все. И словно не было майской вспышки. Думала, снимет камень с души, а его и не было.
А вот чувство надвигающейся опасности наоборот усилилось. Забыла она о нем. Пошел Андрюшка в школу, появились новые заботы, новый смысл в жизни, и все страхи отступили в тень. Даже поверилось вдруг, что жизнь действительно так неизбывно солнечна и в ней больше радостей, чем печали. А в ней, оказывается, больше борьбы, больше соли, что ли? Поверилось, что в этой стране наконец-то налаживается нормальная жизнь, хотя Степан давно ей говорил, что желающих наворовать всегда больше, чем можно украсть. А уж безвестность всегда хуже явной угрозы. И ощущение этой безвестности, безысходности похоже на то, что из человека по сантиметру тянут нервы, по капле пьют кровь. А ведь с таким ощущением живет весь народ!
4
Уже вечером Степан подробно расспросил ее о разговоре с Семеном. О девушке, которая с ним была. И удовлетворенный ее ответами в кои-то веки сел играть с Андрейкой в его любимые солдатики. Для этого у Андрюшки было целое поле с траншеями, миниколючей проволокой, блиндажами, танками и целыми батальонами вояк. В хорошем настроении Степан садился проигрывать сыну на игрушечном поле боя. А хорошее настроение у него было, чаще всего, когда он начинал новое дело и считал, что обстоятельства складываются в его пользу.
Ольга так не считала.
Следующие несколько дней были обыденными и ничем не примечательными. Полдня Ольга отдавала работе, а еще полдня занималась домашними делами и сыном. Радовалась, что Андрюшке нравится ходить в обе школы (общеобразовательную и школу искусств), и при этом нагрузка пока что не сказывается. Степан настоял на том, что сын должен ходить в обычную среднюю школу и ничем не отличаться от своих сверстников, учиться по русскому букварю, а не по учебникам от Сороса с дурацкими Микки Маусами, Дональдами и прочими комиксами для будущих русских олигофренов. Правда, в школе искусств Ольге Максимовне обратили внимание на то, что ее сын, выполняя задания на свободную тему — рисует только войну, военную технику или учения. Даже в пейзажи он умудряется влепить замаскированный танк, а в небе вместо птиц нарисовать бомбардировщики. Истоки, мол, такого милитаризма надо искать в семье. А мы ведь знаем Степана Андреевича как очень интеллигентного человека и уважаемого в городе бизнесмена. И когда Андрейку спросили, почему у него везде военные, он совершенно серьезно ответил, что когда он станет генералом или маршалом, он еще покажет всему миру суворовских чудо-богатырей. Ольга на все эти претензии пожала плечами, рассказы о Суворове она купила ему сама. Да и рада была, что он предпочел эту книгу многочисленным тупоголовым бэтмэнам и проч. И все же не могла понять — откуда в нем эти аты-баты?
После получения конверта ее так и не оставляло чувство, что кто-то за ней наблюдает. Оно то утихало тихими домашними вечерами, то просыпалось, казалось бы, беспричинно на городских улицах, на работе или когда она забирала из школы Андрея. В такие минуты она готова была взорваться по любому поводу, представляющему хоть малейшую опасность ей и ее семье. При этом она не мыслила ни о чем, кроме как об активной обороне. Представляла себя этакой львицей, но когда накал страстей и страха сам собой проходил, то ощущала жуткую усталость и начинала понимать свою природную женскую беспомощность. Без всякой надежды, с иронией смотрела на бравого Ваню-Супера еще, наверное, потому, что в один из таких дней поняла — опасность не будет явной, она будет тенью, идущей за ней, за Степаном и за Андрюшкой по пятам. Она будет выползать, как гадюка из норы, в самые неожиданные моменты. А укусит лишь тогда, когда они к ней привыкнут, будут загипнотизированы ее постоянным, как бы беспричинным присутствием, и тогда все эти груды мышц с их пистолетами и прекрасной выучкой ничем не смогут им помочь.