Отречение от благоразумья

Мартьянов Андрей Леонидович

«Протокол допроса неизвестного человека, одержимого демоном. Продолжение — после изгнания оного демона.

Вопрос: Назовите свое имя, место рождения, место нынешнего проживания и ваш род занятий.

Ответ: Меня зовут... Меня зовут Каспер. Каспер фон Краузер. Я богемский немец, из Праги. Несколько месяцев назад я служил наместнику императора, господину Ярославу фон Мартиницу. Тайная полиция, слежка за подозрительными личностями... Скажите, почему я здесь? Меня привели или я пришел? Мне сказали, что тут мне помогут... Я живу, как в тумане... Какие-то города, люди... Это Париж?

Отцу Мюллеру пришлось отвлечься на более подробное выяснение истории

этого несчастного. Как утверждал болезный господин Каспер, год назад в лесу под Прагой неизвестными личностями на него было совершено нападение, после которого он начал испытывать несколько противоестественные для доброго католика желания, как-то: стремление нападать на людей, в особенности молодых женщин, и пить их кровь, избегать посещения церкви и впадать в ярость при виде священных предметов, тягу к темным помещениям и прочее, и прочее... На него стали подозрительно коситься сослуживцы, и, прослышав об открытии Парижской нунциатуры, он решил отправиться во Францию, не рискнув обратиться за помощью к местным, пражским священникам. Он затруднялся описать свое путешествие, утверждая, что оно происходило как во сне, и главным его стремлением было не поддаться искушениям вселившегося демона, призывавшего бросить все и вернуться обратно. Теперь он, бедный маленький человек Каспер, желает покаяться во всех свершенных грехах и согласен принять любое наказание... Только, ради Бога, не на костер!! Умоляю!

А герр Мюллер наседал, как крестоносец на язычника. Не хватало только ножа у горла.

— Знаете ли вы напавших на вас людей?

— Было темно, я их не разглядел... Вернее, я до сих пор не могу примириться с тем, что увидел. Эти люди посейчас живут в Праге, ходят по улицам, пользуются уважением...

— Назовите имена.

— Они... они из венецианского посольства в Праге. Во всяком случае, один из них. Этот человек... Я знал его под другим именем и с другим лицом.

— Подробнее, пожалуйста. — рявкнул грозно нахмурившийся отче Лабрайд.

— Видите ли... У нас в Праге от лица императора правят трое — эта свинья Мартиниц, Вильгельм фон Славата и фон Клай. Франциск фон Клай. У этого молодого человека весьма трудное положение: его брат входит в клику воинствующих протестантов, а сам Клай пытается угодить и нашим, и вашим. Вдобавок, у него весьма независимый характер... В общем, полгода назад он исчез. Ходили разные слухи: мол, его убили протестанты за то, что он не желал перейти на их сторону, или прикончил на дуэли очередной ревнивый муж... Я разыскал людей, которые под присягой поклялись, что присутствовали на похоронах фон Клая, заглядывали в гроб и опознали покойника. У него что-то случилось с лицом — то ли перед смертью он здорово обжегся, то ли его облили каким-то алхимическим составом. Два или три месяца назад я снова встретил его, но теперь он — глава венецианского посольства. У него другое имя, однако этот тот же самый человек, тот же самый!

У фон Краузера вдруг случилась истерика, и пока его отпаивали настойкой крыжовника с валерианой да возвращали к жизни, я пытался было собрать цепочку из узнанных фактов, но не преуспел. Когда незадачливого визитера отхлопали по щекам, вытерли сопли и привели в удободопрашиваемое состояние, беспощадный отец Густав вновь завел свою музыку:

— Вы утверждаете, что погибший фон Клай воскрес из мертвых, обзаведясь иным обликом и иным прозвищем?

— Я не знаю... Но, когда я уезжал, прошел слух, будто синьора Фраскати, бывшая жена Клая, снова собирается замуж. За этого самого посла. За собственного мужа! (Истерическое

хихиканье). Вы не знаете, святой отец, а она поклялась никогда более не вступать в брак, пока не отыщет убийц Франциска и не отомстит!

— Мало ли чего сгоряча наобещает женщина... — со знанием дела вполголоса прокомментировал отец Лабрайд, но осекся, увидев молнию в льдисто-серых глазах высокопреподобного патрона.

— Известно ли вам что-нибудь о секте, именующей себя «Орденом Козла»?

— Они существуют. Их много. Я нашел единственный след — девицу по фамилии Маштын. Марыся, то есть Мария Маштын. Возможно, это не настоящее имя, однако она должна быть в Праге. Разыщите ее. И прижмите Штекельберга, обязательно прижмите, он много знает и все расскажет, если ему пригрозить высылкой из Праги или тюрьмой! (Хихиканье).

— Кто такой Штекельберг?

— Секретарь фон Мартиница. По совместительству... (хихиканье переходит в откровенно глумливый смех). Поспрашивайте его, святой отец, поспрашивайте... Про Задний Двор, про актерок, и про вечерние прогулочки над Влтавой...

— Известен ли вам некто, обладающий прозвищем «Филипп-алхимик»?

— Никс с Золотой улицы. Филипп Никс. Он когда-то был придворным алхимиком императора Рудольфа, но с тех пор, как император... Никс теперь живет в Янковицах — это его имение в нескольких верстах под Прагой. Туда все шастают — и Мартиниц, и Славата, и Клай, когда был жив...

— Для чего?

— Философский камень ищут, зачем же еще... Пьют, само собой. Девок туда привозят. Демонов вызывают. Золото из свинца делают.

— Вы присутствовали на этих встречах?

— Нет. Слышал... О-о-о!!!.

Дальнейшие расспросы пришлось отложить — наш подопечный сделался буен и невменяем. Последствия экзорцизма явили себя в новых потоках пены, блевотины и слюней, измызгавших ангелические ризы святых отцов так, что герру Мюллеру и патеру Лабрайду пришлось потом переодеться в чистое, а мне — оттащить загаженные сутаны к нашей прачке, только руками всплеснувшей при виде вонючих и скользких следов работы бедолаги Краузера.

Впрочем, этот растяпа и в последующие дни не сказал ничего нового — то ли очень удачно наловчился врать, то ли действительно страдал потерей памяти. Отец Лабрайд, склонный к прямолинейным и быстро дающим результат действиям, предлагал допросить фон Краузера «с пристрастием», однако герр Мюллер, в противовес инквизиторской пенитенциарной традиции, такового разрешения не дал, заявив, что Краузер — не подозреваемый, а свидетель.

Я заподозрил, что наш духовный пастырь готовит некий процесс, и, точно подтверждая мои мысли, отец Мюллер наведался в Лувр, даровав от имени Папы Павла епископу дю Плесси полномочия легата и вручив ему надзор за душами парижан. После сего события Мак-Дафф тоном записного пророка изрек, что пора складывать сундуки и запрягать лошадей, а я поспешно наведался в квартал Марэ.

...Странная записочка, посвященная прошлому отца Мюллера, не давала мне покоя, и несколько пронырливых типов из числа тех, что всегда околачиваются в любой таверне в ожидании, не подвернется ли случая подзаработать, по моему поручению разыскивали некую девушку — молоденькую сиротку, воспитанную в монастыре, сейчас находящуюся в услужении у знатных господ, возможно, по имени Марлен или Мадлен. Я не мог в точности объяснить, зачем мне это нужно, но следовал вдолбленным заветам наставников-иезуитов: знай о своих врагах и друзьях все, что только можно узнать, и, если они стараются что-то скрыть, обязательно найди это, дабы использовать впоследствии.