Отрешенные люди
Шрифт:
— Ванькой Каином он назвался. У Сената мы с ним признакомились, помочь обещал…
— Помочь? Ванька Каин? Он вам кто: друг или родственник?
— Какой он мне родственник?! — возмутился наконец Иван. — Вы, ваша светлость, слова подбирайте, когда про родню мою поминаете. Стал бы меня сродственник шпагою тыкать! Тоже мне!
— О! Наш Самсон сердится, а это, как известно, может привести к большим разрушениям, — неожиданно добродушно засмеялся Гендриков и вдруг переменил тон на более ласковый, почти товарищеский. — Как же вас, Иван Васильевич, угораздило на самого Ваньку Каина налететь?
— Да откуда мне знать, кто он таков? Каин и Каин. Помочь обещал…
— Конечно, он поможет, — усмехнулся граф, — он у нас большой помощник, всей Москве известный. Даже государыня наша о нем наслышана.
— Государыня?! О Каине знает? — от неожиданности открыл рот Иван Зубарев. — Вот это да!
— Наша государыня много о ком знает, — кинул взгляд в сторону Кураева граф и провел пальцем по губам. — Может, придет время, и о вас узнает, подмигнул он Зубареву.
— Вы уж скажете тоже мне… — он уже совсем забыл о ране и о прежнем насмешливом тоне хозяина; обстановка, куда он попал, успокоила его, хотелось казаться выше, сильнее, значительнее, и он заговорил о первом, что пришло ему в голову:
— Вот ежели золотые россыпи найду, добуду золото там или серебро пусть, то государыне преподнесу непременно.
— Значит, вы у нас еще и рудознатец? — насмешливый тон вновь вернулся к графу. — А говорили, из купеческого сословия.
— Я тебе, Иван Симонович, время будет, так расскажу о его похождениях, — пояснил Кураев, — впору о нем были слагать.
— Недооценил я вас, молодой человек, недооценил, — Гендриков встал и подошел поближе к креслу, где располагался Зубарев, чуть наклонился и спросил участливо:
— Болит нога?
— Чуть, — дернул подбородком Иван, — не стоит беспокоиться.
— А вы терпеливый человек, — похвалил его граф, — я все ждал, когда вы помощи попросите, лекаря там доставить или еще чего. Молодцом, из вас выйдет толк.
— Предлагал ему на службу определиться, да не захотел, — подмигнул Зубареву Андрей Кураев.
— Может, он и прав, — задумчиво проговорил граф и осторожно пощупал ногу Ивана в области ранения. — Давайте–ка я осмотрю вас, — предложил он вдруг.
— Вы? — поразился тот. — Вы что, лекарь?
— Граф у нас на все руки мастер, — пояснил Кураев, — он в стольких сражениях участвовал, что научился лекарскому искусству, да и не только ему. Так что не переживайте, живы останетесь.
— Идите за ширму и обнажите ногу, — приказал граф таким тоном, что при всем желании Иван не мог ослушаться.
Иван зашел за ширму в углу кабинета, стянул панталоны и, смущаясь, ждал, пока Гендриков закончит осмотр, потом смазал ему рану чем–то едучим, забинтовал. Кураев же, в это время, преспокойно сидя в кресле, раскурил трубку и давал пояснения:
— Иван Симонович обладает у нас многими талантами. Если бы вашему знакомцу, как там его, Ваньке Каину, и его подручным пришлось скрестить шпаги с его сиятельством, то им бы никакой лекарь не помог…
Гендриков меж тем закончил перевязку и попросил Кураева полить ему на руки из фаянсового кувшина, и все также насмешливо глянул в сторону Зубарева, и сказал:
— А ногу придется отнять…
— Как отнять?! — чуть не подпрыгнул Иван.
— Если и дальше будете водиться с такими людьми, как Ванька Каин и ему подобные, то отнимут не только ногу, но и голову заодно. Вы поняли, что я имею в виду? — закончил он, смеясь.
— Как не понять, понял, — вздохнул Зубарев и вышел из–за ширмы. Премного вам благодарен. Пойду я…
— Куда вы? — подошел к нему Кураев. — Ночь на дворе, да и, надеюсь, граф не отпустит вас в столь поздний час, чтоб вы ему потом еще больших хлопот по вашему излечению не доставили.
— Оставайтесь, оставайтесь, — сухо подтвердил Гендриков слова Кураева, и было не понять, от души ли он говорит или из долга хозяина, — места хватит. Этот дом рассчитан на прием до полусотни гостей. Сейчас пройдем в гостиную ужинать. Для меня обычно там накрывают, когда я приезжаю один без семьи.
Рана все же давала о себе знать: во время ужина Иван постоянно клевал носом и лишь изредка отвечал на вопросы, которые ему задавали граф или Кураев. От выпитого вина, которого ему в жизни пробовать не приходилось, он совсем осоловел и с нетерпением ждал, когда Гендриков прикажет слуге провести его в спальную комнату для гостей. Едва его голова коснулась подушки, как он заснул.
Андрей Кураев и граф, оставшись наедине, некоторое время молчали, потом хозяин дома осторожно произнес:
— Занятный молодой человек. Я бы не отказался взять его к себе на службу. Мне нужен свой человек в Сибири.
— Будто бы мало у вас там, граф, своих людей, — не поднимая глаз от стола, ответил Кураев.
— Как знать, как знать… Сколько бы ни было, а лишние не помешают.
— Я недавно из Сибири, — пояснил поручик, — там на юге, в степях, было весьма неспокойно…
— Слышал, слышал об этом, — кивнул граф, — мне давали читать донесение тобольского губернатора Сухарева. Но, думается, подобных волнений теперь долго не будет.
— Все зависит от обстоятельств…
— А обстоятельства создает человек, — закончил граф. — О каких золотых приисках он давеча говорил?
— Мечтает отыскать золото где–то на Урале и думает разбогатеть на нем, а затем получить дворянство.
— Не дурно задумано, — постучал граф серебряным ножом по вилке со своей монограммой. — А в Сенат он, выходит, прошение на разработку тех приисков подал?
— Именно так. Помочь бы ему, — неопределенно заметил Кураев.
— Нет ничего проще. Что потом?
— Вы, граф, — невольно перешел на "вы" Кураев, да и граф временами обращался к поручику в том же уважительном тоне, поскольку сама тема беседы разделяла их, — как старый волокита, что не пропустит ни одной хорошенькой незнакомки, не можете, чтоб мимо вас прошел человек, которого не задействуете для исполнения собственных планов.