Отрешенные люди
Шрифт:
— Большой господин, — услышал он вдруг голос сзади себя и вздрогнул, обернулся. Перед ним стоял молодой, крепко сбитый парень, с черным чубом, выбивавшемся из–под шапки. На лице его блуждала полуусмешка, и кончики губ загибались чуть вверх, делая его похожим на человека, желающего укусить что–то твердое. Серые глаза парня смотрели открыто и доверчиво, почти простодушно, но веселый огонек, живущий в них изнутри, говорил о том, что он далеко не прост и многое повидал за свои двадцать с небольшим лет.
— Князь, — отозвался Каин, чтоб поддержать разговор от
— К такому и не подступишься, — покачал головой парень. — Который день хожу тут, подле Сената, не знаю, кому прошение подать.
— Сам откуда будешь? — спросил его Иван Каин.
— Да из Сибири мы, из самого Тобольску…
— По своей воле в Сибирь угодил али как?
— Родился там, — просто ответил тот.
— И как же зовут–кликают тебя? — Каину был чем–то симпатичен этот крепкий, осанистый сибиряк, держащийся довольно независимо и в то же время с неподдельной простотой и дружелюбием.
— Обычно… Иваном, а по прозванию Зубарев, — широко улыбнулся он.
— Много Иванов у нас на Руси живет, и меня мамка с батькой также нарекли, а народ прозвание дал свое — Каином кличут.
— А почему Каин? — насторожился Зубарев, и улыбка быстро сбежала с его чуть простоватого лица, отчего оно сразу сделалось строгим, замкнутым и даже отчужденным.
— То у народа и спрашивай, ему видней. "Каинами" у нас на Москве тех зовут, кто с полицией не в дружбе живет да много озорничает.
— А–а–а… Понятно, — и лицо Зубарева вновь озарилось добродушием.
— Чего в Сенат пробиваешься? — осторожно начал выведывать Каин. — Поди, с челобитной? Барин, что ли, обидел?
— О чем ты? — сверкнул белизной зубов Зубарев. — Сроду у нас в Сибири бар не бывало, да и сам я купецкого звания, не приписной какой–нибудь. Кто меня обидеть может? У меня, знаешь, брат двоюродный в Тобольске магистратом командует, первый богатей, всех в кулаке держит, — стиснул он крепкую пятерню.
— Тогда какой черт понес тебя к нам на Москву? Тут правду не скоро сыщешь, а с кривдой быстро знакомство сведешь.
Иван Зубарев чуть замялся, оценивающе посмотрел на Каина, прикидывая, стоит ли открываться перед ним, но потом решился и беспечно сообщил все с той же беззаботной улыбкой:
— Да золотые прииски разведать хочу, а где бумагу под это дело выправить, чтоб разрешение дали, того не знаю. Добрые люди подсказали, мол, поезжай в Москву, там все и решишь, узнаешь.
— Золотые, говоришь, — одобрительно повторил нараспев Каин и как–то по–новому оглядел сибиряка, отметив про себя, что не так он прост, как показался на первый взгляд, осторожно спросил:
— Поди, далеко те прииски?
— Да как сказать… — пожал плечами Зубарев, — как раз посередке, если из Тобольска к вам в Москву ехать, на Урале, где башкирцы живут.
— Башкирцы, — протянул Каин, — чего–то не слыхивал про таких, не приходилось. Ну, нашел кому бумагу подавать?
— Сказывали, будто князь Щербатов — добрый мужик…
— И что с того, что добрый? — рассмеялся Каин. — Тебе с ним не детей крестить. Ты хоть знаешь, чем он занят? По какому ведомству?
—
— Значится, ты о государыне нашей беспокойство имеешь, — насмешливо переспросил Каин.
— Ага, а как иначе…
— С тебя за товар пошлину берут?
— Берут, — согласился Зубарев.
— Подушную, подорожную и другие подати платишь?
— Само собой, платим.
— А чего тебе еще надо? Ты бы еще крест нательный заложил да в казну денежку снес. Дурак ты, брат, оказывается. Сколь на свете живу, а не встречал до сей поры таких.
— Почему дурак? — обиделся Зубарев.
— Да потому, — словно отрезал Каин, — государевы слуги обдирают нас, как липку на лыко, а ты — "прибыток государыне", — оттопырив губу, выговаривал он растерявшемуся сибиряку. — Я бы на твоем месте это золотишко сам добыл да и зажил бы покруче графа Шувалова, что у нас сейчас первым богатеем прозывается. На кой тебе разрешение от Сената?
— Нельзя, надо, чтоб все по закону было, — Зубарев хоть и растерялся слегка под напором неожиданного знакомца, но сдаваться не собирался. — Мы, Зубаревы, не воры какие, чтоб тайком золотишко мыть, мы у себя в Тобольске по закону жили до сих пор, и никто про нас слова худого сказать ни разочка не посмел. Так–то.
— Дурья у вас башка, оторви — и без нее дале жить станешь. "По закону", — вновь передразнил он. — Знал бы я, где то золото лежит, давно бы занялся тем делом, не ждал бумагу сенатскую. Да и не добиться тебе, вахлаку этакому, бумаги той. Хоть цельный год живи здесь, а нужной двери не найдешь.
— Подсобил бы тогда, — не раздумывая, предложил Иван Зубарев.
— За бесплатно у нас на Москве ничего не делается, — глубокомысленно пояснил Каин.
— А сам ты здесь по какому делу? — поинтересовался у него Зубарев. Ты, как я погляжу, про всех все знаешь, чего же ходишь тут который день. Я тебя еще давеча заприметил.
— Мое дело особое, и каждому про него знать не положено, — жестко ответил Каин и самодовольно поднял подбородок вверх.
— Не хошь говорить, и не надо, — Зубарев и не думал обижаться. Только, коль всерьез говоришь, что поможешь мне бумагу нужную получить, то отблагодарю, в долгу не останусь.
— А сколь дашь? — заинтересованно спросил Каин.
— Сколь, сколь… — задумался Зубарев, — ну, пяти рублей хватит?
— Пять целковых? — чуть не захлебнулся от возмущения Каин. — Да за такую цену я тебя сам к себе в денщики найму на полный месяц, сапоги чистить заставлю. Коль сто рублей пообещаешь, то соглашусь.
Теперь уже пришла очередь возмутиться Зубареву. Он выпучил от удивления глаза и даже рот раскрыл, не понимая, шутят ли с ним или правду говорят.
— Сто рублей? За бумагу? — изумленно повторил он. — Шиш тебе с маслом, а не сто рублей. Да у меня всего–то… — начал было он, но спохватился вовремя и замолчал.