Отрешенные люди
Шрифт:
— Сможешь перемахнуть? — негромко спросил дворник. — А там иди межой и еще через пару таких плетней перемахнешь, и точнехонько в огород к Зевакиным угодишь. А там уж твое дело. Я тебя знать не знаю и видеть не видел. Только, чур, уговор, ежели чего не так выйдет, то на меня не вздумай валить. Понял?
— Как не понять? — Иван, не прощаясь, легко перескочил через низкий, наклонившийся к земле плетень и осторожно, нащупывая ногами дорогу, пошел вдоль по меже, тянувшейся рядом с огородными посадками.
Когда он столь же легко перескочил еще через два плетня и угодил в густые заросли крапивы, которую хозяева считали своим долгом оставлять на случай непрошеных гостей, подобных ему, вдруг подумал, что забыл узнать, есть ли во дворе у Зевакиных собака. Если только пес поднимет лай, а хуже того накинется на незваного гостя, то весь его план полетит в тартарары. Осторожно ступая, Иван пробрался во двор Зевакиных и огляделся, пытаясь различить, есть ли кто перед ним. Но все было тихо, и он миновал вдоль стены большой сарай, подобрался к самому дому. Там, судя по всему, все давно спали и по бедности своей не держали ни сторожа, ни дворника. Потрогав створки окон, Иван убедился, что они крепко заперты, тогда, чуть подумав, вернулся обратно, к сараю, и стал ощупывать двери, пытаясь найти незакрытую. Но все три двери, через которые можно было попасть в разные хозяйственные отделения, были заперты на засовы. При желании Ивану не стоило большого труда открыть замки, но именно сейчас взлом не входил в его планы, и тут он увидел приставленную к сараю лестницу, верхний конец которой упирался в чердачное окно, и быстро взобрался по ней, легко отжал закрытую на вертушку тонкую дверцу и очутился на сеновале, где пахло сдобным ароматом свежего сена, и, уже не раздумывая, повалился на него, закопался поглубже и блаженно улыбнулся, впервые за долгие месяцы своей вольной жизни, ощутив себя почти счастливым и по–настоящему свободным.
Утром он проснулся от того, что со двора до него доносились чьи–то голоса. Выбрался из сена и прильнул к небольшой щелке, увидел стоящего у дверей жилого дома высокого мужчину, в зеленом солдатском кафтане. Догадался, что это и есть отец Зинаиды, Федор Зевакин. Тот что–то объяснял заспанной тетке, в которой Иван признал Полину, столь нелюбезно говорившую с ним в прошлый раз. Наконец, Зевакин отдал последние указания и вышел со двора. Полина чуть постояла, зевнула и вошла обратно в дом. Спать больше Ивану не хотелось, и он стал наблюдать, что будет происходить внизу, сам оставаясь при том не замеченным.
Вскоре он выяснил, что в доме Зевакиных живут, судя по всему, всего пятеро человек: сам Федор, его жена, которая лишь раз вышла к колодцу, Полина, плешивый старик, возможно, их родственник, усевшийся на бревнышко у ворот и мирно задремавший на утреннем солнышке, и, наконец, Зинаида, что несколько раз проскакивала через двор, что–то напевая при этом.
У Ивана не было определенного плана действия, и он больше, как обычно, надеялся на случай, на свою находчивость и везение. Так оно и вышло. Он дождался, когда девушка направилась к сараю, где он скрывался, заскрипел замок, и она зашла внутрь, где, судя по кудахтанью, содержались куры.
Иван еще раньше обратил внимание, что с сеновала вел вниз небольшой лаз, и он тотчас пробрался к нему и наклонился, свеся в него голову. Зинаида сидела на корточках и собирала в подол снесенные за ночь наседками яйца.
— Ку–ка–ре-ку, — негромко пропел он и увидел, как глаза девушки расширились, она глянула по сторонам и увидела его свесившуюся с сеновала голову.
— Ой! — вскочила она на ноги, яйца выкатились из подола, упали на пол, несколько штук разбилось, и яркий желток окрасил нежно–белую скорлупу.
— Тихо! — приложил он палец к губам. — Не узнала?
— Узнала… — столь же тихо ответила она.
— Тогда лезь ко мне, — махнул он рукой и широко улыбнулся.
— Зачем? — прошептала Зинаида, и ее щеки пунцово вспыхнули.
— Потом скажу, — показал он крепкие белые зубы и скрылся в проеме.
Зинаида осторожно поднялась наверх и смотрела на него с испугом широко распахнутыми голубыми глазами.
— Ты вор, да?
— Какой я вор, — усмехнулся Иван. — Стал бы тебя звать. Глянь лучше, чего покажу, — и он извлек из кармана золотые сережки с бирюзой.
— Мне? — несмело спросила Зинаида и покраснела еще больше, но покорно приняла их, спрятала за пазуху.
— Зин, где ты? — позвала ее со двора Полина.
— Приходи вечером, — шепнул он ей вслед, когда она торопливо стала спускаться по ступеням вниз, — ждать буду. Она лишь окинула его взглядом и ничего не ответила.
Он пролежал голодным на сеновале весь день, а как начало смеркаться, она пришла и принесла с собой узелок с едой и кувшинчик холодного кваса. В первую же ночь он предложил ей сбежать с ним, жить вместе. Она отказала. Так он жил на сеновале три дня. А на четвертую ночь Зинаида пришла с большим узлом, в который были увязаны ее платья, и покорно сказала:
— Веди…
Он привел ее к себе, во вдовий дом, хозяйке ничего объяснять не стал, а дал на утро рубль серебра. Так они прожили вместе более месяца.
… Ванька до сих пор не знал, кто навел зинкиного отца, Федора Зевакина, на их квартиру. Нагрянули ранним утром сам Федор, да с ним еще четверо здоровенных солдат из старослужащих, при ружьях и палашах, слегка под хмельком и злые, как черти. Зевакин первым врезал Ивану кулаком в глаз, а потом добавляли все по очереди. Били старательно и больно. От тех воспоминаний у него до сих пор ныли бока, и холодок пробирал. Зинаида забилась в угол и только тихо взвизгивала, с ужасом таращась на обезумевшего отца, а тот лишь бросал в ее сторону полные ненависти взгляды да приговаривал:
— Опозорила, стерва! Дома поговорим, я те покажу, как от отца с матерью бегать.
Выручила Ивана хозяйка, престарелая вдова, явившаяся на шум с клюкой в руках. Она без раздумий кинулась на выручку постояльцу, норовя заехать тяжелой клюкой тем по голове. Солдат не столько испугало, как рассмешило вмешательство седоволосой старухи, похожей на смерть с косой, и они, неловко уклоняясь от ее ударов, наконец оставили Ивана лежать на полу, утирать кровавую пену изо рта. Однако, когда он попробовал уползти из комнатки, не дали, а быстрехонько скрутили ему руки ремнями, поставили на ноги и повели в участок, захватив с собой поддельный паспорт на имя Ивана Сидорова.
По дороге он пытался заговорить с ними, обещал солидный куш, если они его отпустят, но те и слушать не хотели.
— Скажите тогда, Христа ради, кто выдал меня, — взмолился он.
— Дружки твои, — рассмеялся усатый крепыш и саданул Ваньку кулаком под ребро, — просили хорошенько попотчевать тебя от их имени.
— А имя, имя скажи, — застонал Иван.
— Сам у них спросишь, когда в Сибири с ними повстречаешься. — Иван тогда решил, что полиция взяла кого–то из его шайки, с кем он путешествовал на Макарьевскую ярмарку. Но они не знали, где он живет после возвращения в Москву. Никого из них не видел, не встречался, не разговаривал. Единственным человеком, кто знал о местонахождении его квартиры, была Аксинья, которую он зазывал к себе еще до встречи с Зинаидой. И потом она заходила, но он не пустил ее в комнату, где спала девушка. Однако Аксинью не проведешь, могла и догадаться, не маленькая, сообразила, от чего он вдруг охладел к ней, не приглашает, как обычно, зайти, остаться.