Отрешенные люди

Софронов Вячеслав

— Чего вылупился? — раздался вдруг грубый окрик. Иван увидел прямо перед собой здоровенного бородатого мужика с дубиной в руках. Видно, то был сторож или дворник купца Семухина, и ему не понравилось, что незнакомый человек остановился прямо напротив их дома.

— А чего, теперь за погляд деньги берут, дядя? — огрызнулся, было, Иван, но мужик грозно взмахнул дубиной и зашипел сквозь зубы:

— А ну, проваливай, пока цел!

— Легче, дядя, легче, а то ведь и зашибить можешь ненароком, — на всякий случай Иван отскочил

в сторону, — ты не с похмела случаем?

— Тебе–то чего? — смягчился мужик. — Есть малость.

— Так мы сейчас поправим это дело. Сбегать в трактир?

— Ну, коль не шутишь, то давай. Только у меня грошей нисколечко нет, вчерась с Митрием просадили… — замялся мужик.

— А тебя самого как кличут?

— Иван Дорохин, — ответил тот охотно, с надеждой глядя на неожиданного спасителя.

— О, как! И меня Иваном, — широко улыбнулся Каин. — Где у вас тут ближайший трактир?

— По энтой улочке пойдешь и на углу увидишь Петра Лыкова трактир.

— Жди, я скоро, — подмигнул ему Иван и скорым шагом направился, куда указал ему новый знакомец.

Он быстро нашел трактир, купил штоф пшеничного вина и пошел обратно. Мужик стоял на том самом месте, где он его и оставил, опираясь на свою дубину.

— Айда в садик, — предложил он, — там зазор в заборе есть.

Они забрались в хозяйский сад, сели прямо под деревьями; Иван Смирнов, который оказался дворником, как и предполагал Иван, принес с поварни глиняную кружку, пук лука и краюху хлеба грубого помола, в ладошке он держал щепоть соли.

— Годится? — спросил он, отирая капли пота с загорелого морщинистого лба.

— Подойдет, — согласился Иван и налил почти полную кружку дворнику.

Тот втянул в себя воздух, поморщился и в два присеста вылил в себя прозрачное, как слеза, вино.

— Э–э–х! — выдохнул он и отщипнул большими потрескавшимися пальцами от краюхи. — Наливай себе, а то долго тут сидеть не выйдет, хватятся.

— Ага, — согласился Иван, но пить не хотелось, а потому спросил дворника, — знаешь, чего я подле вашего дома делал?

— Обворовать, верно, хотел. Сейчас много таких шастает, — не задумываясь, ответил тот.

— Тебя обворуешь, — притворно захихикал Иван, — как же… Как дашь дубьем своим меж глаз, и с копыт долой.

— То я могу, — широко заулыбался его тезка. — Запросто.

— А я с девкой познакомился, с соседкой вашей, — начал объяснять Иван, — а тетка с ней шла, такая злющая… Никак не дает поговорить. Вот я и сказал, что дом твоего хозяина купить собираюсь…

— Наш, что ли? — захохотал, не сдерживаясь, дворник. Хмель размягчил морщины на его, словно топором сработанном, лице, и речь стала более связной, не столь отрывочной. — Денег не хватит, да и хозяин пока съезжать не собрался.

— Ну, я то для разговору придумал, — отмахнулся Иван, — а ты случаем не знаешь, что за девка через два дома от вас живет? Рыжая такая Зинаидой зовут.

— Зинка

Зевакина, что ли? Федора дочка. Как не знать, хорошая девка. Отец у нее в солдатах ходит, но полк ихний на Москве стоит. Годков уже двадцать, коль не боле, службу тянет. А ты жены его не видел, Пелагеи, ударился в откровения дворник, уже сам наливая себе вино в кружку и не предлагая Ивану, — она у него из мордвинок, в девках, ох, красива была, шибко заглядывался я на нее. И Зинка в мать пошла, как есть…

— Жива мать–то? — как бы между прочим спросил Иван.

— А чего ей сделатся? — хохотнул дворник, облизывая красным языком губища. — Живехонька. Только со двора редко выходить стала, давно не вижу. А Федор, он дома редко бывает, в полку строгость большая, а то пошлют в Петербург али в Кострому… — он быстро терял нить разговора, и Ивану стало скучно впустую болтать с ним, и он спросил:

— К ним во двор с вашего двора попасть можно?

— На кой тебе? — мигом насторожился тот. — Обокрасть хочешь? Убью! И красть у них больно нечего, не то что у моего хозяина…

— Ой, дядя, заладил одно и то же, — сплюнул на землю Иван, — стал бы с тобой о том речь вести, коль обокрасть их захотел. Ты первый меня и выдашь. С девкой хочу пошептаться.

— О чем? — мотнул головой уже изрядно захмелевший дворник. — О чем шептаться? Говори, я слушаю…

— Не с тобой же мне шептаться, — засмеялся Иван, — с Зинкой хочу парочкой слов перекинуться.

— Оно можно и через наш двор. Приноси завтра еще штоф и покажу лаз. Как стемнеет, так и приходи, тихонечко в воротину брякнешь, а я услышу, запущу.

— По рукам, — встал с земли Иван и хлопнул по плечу дворника, не рискуя протягивать ему свою пятерню, которая бы наполовину утонула в лапище того.

— Больше пить не стану, до вечера оставлю, — чуть пошатываясь, встал на ноги дворник, — а ты не забудь про штоф, слышишь?

— Слышу, слышу, — отозвался Иван, пролезая через дыру в заборе.

На другой вечер он купил опять вина и положил в карман небольшие дутые сережки с бирюзовыми камешками, что были припасены у него с давних пор, и отправился к дому купца Семухина. Калитка быстро открылась на его стук, и дворник схватил его за руку, втянул во двор.

— Принес? — нетерпеливо спросил, обдав крепким запахом перегара.

— Держи, — Иван протянул ему штоф, — куда идти? Показывай…

— Счас, счас, — что–то забулькало, и Иван догадался, что дворник, не сдержавшись, приложился и хлебнул прямо из горлышка. — Фу–у–у, — облегченно выдохнул он и потянул Ивана за собой, — осторожней, пригнись.

Они прошли меж огородных грядок, выделяющихся в темноте густой полутенью, мимо небольшого прудка и уперлись в невысокий плетень, которым соседи обычно отделяют один участок от другого, и он служит больше условной загородкой, чем настоящим препятствием для желающего преодолеть его человека.