Отстойник

Стригин Андрей Николаевич

– Я все кирпичи уложил, Бондар как это увидел, даже слезу от умиления пустил, а старший сержант Селехов от удивления до сих пор заикается, - улыбнулся я.

– Гонишь?
– глядя на меня добрым бычьим взглядом, хрустнул суставами Миша.

– Знаешь, почти нет. Правда, мне стройбатовцы чуток помогли, пока я был в особом отделе.

– Так, а с этого места подробнее, - нахмурился друг.

– Да всё нормально, - спешу его успокоить, - там, похоже, разобрались, что я не Панкратьев, а Стрельников.

– Неужели?

– Хотелось

бы. В общем, поживём, увидим, - в размышлении проговорил я, - главное мать услышал.

– Здорово!
– Миша ещё раз хлопает меня по плечу.
– Ну, ладно, держи меня в курсе. Погнал в автопарк. Прапор вызывает, там какая-та фигня приключилась, ночью на постового волк напал.

– Чего?
– округляю я глаза.

– Пустое. Какой волк рядом с Москвой, - ухмыльнулся Миша, - определённо, это одичавшая собака, но сапоги у парня конкретно порвала, хорошо, что тот успел выстрелить. Говорит, попал прямо в грудину, но не завалил, зверь убежал в сторону заброшенного метро. Вообще-то, какая-та фигня с тем метро, местные всякие страшилки рассказывают, будто в нём нечесть поселилась. Бред конечно, но я слышал, его собираются взрывать, а вот это уже странно. Там явно, какая-та аномалия, излучения, вредные газы, как пить дать, они то и вызывают у местных галлюцинации.

– А тебе, зачем туда идти, пускай прапорщик и разбирается, - забеспокоился я за друга.

Миша напряг на руках мышцы, они тяжёлыми валунами прокатились под гимнастёркой, и, усмехаясь, произносит: - Так, уважает он меня, я уазик поймал. Это произошло, когда колесо меняли, случайно выскочил домкрат, а прапор как раз под днищем лежал, расплющило б его в хлам. С тех пор шага без меня не делает, говорит, я приношу удачу, - хохотнул Миша.

– Как ты ещё жилы себе не порвал, - удивляюсь я, с уважением глядя на друга.

– Пустое, в своей деревне я трактора из грязи вытягивал руками, - без всякого бахвальства произносит Миша.

– Ты не перестаёшь удивлять, - искренне говорю я.

– Это ты меня потряс, индивидуальные тренировки разрешили, кому сказать, - он повёл широченными плечами.
– Всё, я погнал!
– Миша хлопнул ладонью по моей руке и быстро уходит.

Прохожу мимо каптёрки, внезапно оттуда вываливает Мурсал Асварович, мигом замечает мой слегка свободный ремень. У молодых он должен, перетянут, чуть ли не до позвоночника, сами же, носят их, если говорить грубо, на яйцах.

– Ничего ж себе, - возмущается он, - затяни!

Не спорю, чуть затягиваю, не свожу с него пристального взгляда, когда же он от меня отстанет.

– Слабо затянул, - Мурсал пытается просунуть палец между бляшкой и животом.

– Да, вроде нормально, - вспыхиваю я.

– Дай сюда!
– он снимает мой ремень, меряет по своей голове, вновь протягивает.

Пытаюсь застегнуть, ну очень узко! Раздражение захлёстывает душу, расслабляю ремень так, что он брякнул ниже пояса.

– Ну, ты и хам, - тянет Мурсал Асварович, - а ну пошли в бытовку!

Заходим, он становится

в боксёрскую стойку. Не шевелюсь, смотрю прямо в его чёрные глаза. Он словно взрывается, профессионально бьёт в голову, но я быстро ухожу в сторону и со всей силы рефлекторно наношу удар ногой в шею. Мурсал Асварович, растопырив руки, летит в угол каптёрки, прямо в толстое зеркало два на метр и, окровавленный падает в осколки. Дверь моментально распахивается, на пороге возвышается прапорщик Бондар.

Каптёр пытается встать, лицо всё посечено, кровищи как с порося, неожиданно он выкрикивает: - Товарищ прапорщик, всё нормально! Завтра, такое же зеркало достану!

Ничего не меняется в лице прапорщика Бондара, закрывает дверь, уходит. Помогаю каптёру встать.

– Ну, ты даёшь!
– утираясь полотенцем, говорит Мурсал Асварович.
– Где вот мне теперь, такое зеркало искать?!

– Извини, - искренне раскаиваюсь я.

– Ладно, забыли. Где так драться научился?

– В Севастополе.

– Как-нибудь побоксируем, вечерком. Ты не против?

– Почему нет? С удовольствием, - я с удивлением смотрю на каптёра, он не испытывает ко мне никакой злости, лицо обычное, невозмутимое.

– Тогда держи "краба"!
– Мурсал протягивает толстую ладонь.

Настроение пятибалльное, иду в бытовку, надо бы подшить воротнички, мимо прошуршал рядовой Ли, ловлю его за рукав. Он непонимающе глянул мне в глаза.

– Послушай, - с напором произношу я, - с виду ты нормальный парень, утверждаешь, что имеешь чёрный пояс по каратэ, а ведёшь себя как шестёрка.

– Не понимаю тебя, - кореец сузил и до того узкие глаза.

– Что сержанты приказывают, сломя голову бежишь исполнять, унитазы уже блестят как у кота яйца, ты бы умерил свой пыл.

– Я не понимаю ...

– Чего тут понимать, надо как-то лавировать, стараться меньше попадаться им на глаза ... и не следует показывать такое рвение, ребятам это не нравится, считают, что в лучшем случае ты хочешь выслужиться, а в худшем - обычная шестёрка, - с сожалением произношу я, мне интуитивно он нравится, но я не могу понять его поведение.

– Ах это, - Ли улыбнулся, - мы разные, Кирилл. Я считаю своим долгом исполнять приказы командиров, ведь мы служим в советской армии.

– Да какие они командиры, обычные сержанты, причём хамоватые, они иногда по ночам наших ребят бьют ... узнаю кто, отметелю, - со злостью произношу я.

– Не знал, помрачнел Ли, - тогда это нарушение Устава.

– Что ты прицепился к Уставу, своей головой надо работать!
– вспыхнул я.

– Ладно, Кирилл, мне умывальники надо дочистить, - с мягкой улыбкой произносит Ли.

– Ну, как знаешь, - разочарованно говорю я, - тебе жить.

Он скорым шагом пошёл в сторону туалета. Внезапно на пороге казармы появляется сержант Милюхин и рявкнул на дневального: - Из офицеров кто-то есть?

– Товарищ сержант, все убыли и прапорщик Бондар тоже!
– бойко докладывает тот.