Отстойник
Шрифт:
Кровати на редкость скрипучие, едва коснулись, раздаётся истошный скрип и со всех сторон посыпались тумаки, это оказалось настолько действенным, что скоро возникает абсолютная тишина.
Спасительный сон мягко вышибает дух, и улетаю в светлые дали: "Я незнаком себе, еду на Жигулях по каменистой дороге. Вокруг дачные домики, утопающие в густой зелени, а вот выскакивают две здоровые собаки, бросаются на машину, радостно скулят. Вхожу в дом, меня встречает мать: - Уже приехала из Москвы?
– с удивлением спрашиваю её.
– Пришлось, собак же надо кормить, -
С тревогой замечаю, как она неожиданно быстро постарела, совсем старушкой стала, но улыбка всё такая, же тёплая и светлая.
– Мама, я что, сам не могу за них побеспокоиться?
– с укором спрашиваю её.
– Ты, очень далеко, сын, - непонятно произносит она.
Внезапно, словно земля уходит из-под ног. Оказываюсь в тёмном переулке, сзади звучит музыка с танцплощадки: "... листья жёлтые над городом кружатся...", а у забора скрючилась рыжеволосая девочка, бросаюсь к ней. Она с трудом встаёт, смотрит мне в глаза, и неожиданно вижу - она взрослая женщина. Её роскошные волосы, искрясь, ниспадают на покатые плечи, а острые груди, словно хотят проткнуть лёгкую ткань одежды, пухлые губы ждут мужской ласки, но взгляд полон тревоги: - Программисты хороши лишь водку жрать, опять напортачили. Как же нам из этого положения выбраться, Кирюша?
– НЕ ПОИ КАМЕНЬ КРОВЬЮ!!!
– словно из всего пространства звучит голос и эхом разносится по моему сознанию.
Внезапно словно ухожу в водоворот, я бегу в жутком туннеле, сзади скачками несутся невероятные создания. Они как мумии, пальцы скрюченные, морды, в мерзких оскалах, глаза горят бешенством. Мне необходимо вырваться из тоннеля, там свет и спасение.
– Кирилл, сюда!
– меня выдёргивает в какую-то комнату рыжеволосая женщина. Запираем дверь, баррикадируем стульями и столами, а в неё моментально начинаются ломиться, возникает щель, просовываются скрюченные пальцы.
– Врёшь!
– злобно кричит женщина и режет ножом себе руку, подставляет под алые струи крови чёрный камень, облепленный доисторическими ракушками. Метаморфозы происходят стремительно, тело искажается, хрустят кости и на моих глазах она превращается в страшного крылатого ящера. Взмахивает крыльями, с яростным шипением бросается из комнаты. Раздаётся визг, скулёж, рычание, удары сотрясают тоннель, монстры разлетаются в стороны, вывороченные и истерзанные её острыми когтями.
– Бежим!
– кричит уже прежняя рыжеволосая красавица.
Выбегаем из тоннеля - всё тонет в молочном сиянии, на прекрасных деревцах шныряют разноцветные птицы. В округе, как ни в чём не бывало, гуляет народ - спокойная публика, незнающая, что у них под боком, в мрачных недрах тоннелей, поселилась нечисть".
– Подъём!
– в голове словно рванул фугас.
Подлетаю вместе со всеми. Между кроватями прохаживаются сержанты, энергично всех подгоняют.
– Строиться, воины!!!
Поспешно занимаем места в строю. Из кабинета вываливает прапорщик, старший сержант идёт к нему с докладом. Тот со скучающим видом выслушивает, идёт к нам, останавливается, сверлит взглядом из-под нависших бровей.
– Вещи сдать
– его трубный голос вселяет страх.
– Полвосьмого всем построиться на завтрак!
– с этими словами он теряет к нам интерес, грузно переваливаясь с ноги на ногу, уходит в кабинет.
У каптёрки суета, нерусский парень, сержанты его называют не иначе как, Мурсал Асварович, принимает вещи и тут же выдаёт форму. Голова у него, как чугунный казан, брови густые и чёрные, тело крепкое, внушительные мышцы перекатываются под гимнастёркой. Он похож на боксёра, а может на борца, хотя нет, он точно боксёр, нос характерно расплющен.
Вот сейчас наденем форму, погоны голубые, пилотки задвинем на лоб и станем бравыми солдатами. Нас всех посещают одинаковые мысли, но не тут-то было, оказывается у всех без исключения форма не по размеру, следствие этому, несуразно болтается, вид комичный и жалкий. Смотрю в зеркало, но себе не нравлюсь, пугало пугалом, от отвращений хочется сплюнуть. Единственное отличие от всех, не стал брать ремень из кожзама, а одел кожаный - мой ночной трофей. Замечаю, у всех старослужащих, именно такие ремни. А так же, мне не достались новые сапоги, выдали, ушедшего на дембель. Эти сапожки мягкие, голенище гармошкой, каблуки высокие. Хоть в этом повезло!
Все кто приоделся, выходит на плац перед казармой. Кто-то нырнул в курилку, я же прогуливаюсь с видом стороннего наблюдателя.
Не проходит и минуты, ко мне подходят несколько старослужащих: - Не фига ж себе! Откуда ремень?
– "Дед" дал, - решил не входить в подробности.
– Раз "дед", ладно, носи, а сапоги разгладить, каблуки срезать! Понял, дух?
– Разглажу, срежу, - недовольно бурчу я.
– Бегом!!!
Остаток времени лихорадочно выглаживаю голенище утюгом, но складки, так любовно сделанные дембелем, не хотят разглаживаться.
Завтрак в столовой проходит в полном молчании. Каша мерзкая, приправленная комбижиром, мало кто её доел. Сержант посмеивается: - Что, воины, домашние пирожки ещё не переварили? Ничего, скоро будете её так жрать, как чёрную икру на бутерброде.
Зло косимся на него. Он же сытый и здоровый, кашу не ест, нехотя намазывает на хлеб масло, один раз куснул и кладёт в тарелку, наелся.
– Закончили приём пищи, строиться!
– рявкает он.
Полк, в который я попал, оказался учебным, в нем готовят спецов по обслуживанию радиорелейных станций. Самолёты летают где-то далеко, их даже не видим, а мы оказались обычными связистами, правда, с голубыми погонами.
Каждый день гоняют: бег подтягивание, снова бег, отжимание от пола, качание пресса и прочее. Народ "сдыхает" от таких нагрузок, но мне наоборот их не хватает, даже начал полнеть.
В один из дней, набираюсь наглости, и иду к командиру роты. Это тот капитан с дерзкими усиками, что "купил" меня за бутылку водки.
– Разрешите, товарищ капитан!
Он отрывается от стола, смотрит на меня с удивлением: - Чего надо, рядовой Панкратьев?
Меня всегда коробит эта фамилия, но уже почти привык.