Отстрел
Шрифт:
Савельич дал о себе знать уже под вечер. Еще по голосу Бутурлин с ходу догнал:
«Барон запел…»
Все, что Савельев затем говорил, на самом деле было адресовано Барону.
— Мы, товарищ подполковник, поговорили с Пал Палычем и решили: он все расскажет по-честному. А мы подумаем, чем ему можно помочь… Вы можете зайти?
— Сейчас буду.
Бутурлин рассовал бумаги, перешел в кабинет напротив. Подвинул свободный стул. Савельич был демонстративно корректен и подчеркнуто внимателен к Барону.
—Вот ведь как
Барон помотал головой.
Привычный, давно обкатанный спектакль. Полицейская классика. Менты делали все, чтобы сделать поражение Барона менее позорным в его собственных глазах. Доказательства словно лишали его свободы выбора. «Признаешься — будешь на свободе…». Все трое — Барон и менты — играли одинаково искренне.
— Надо все рассказать. Все, как есть…
На миг забывалось: преступления-то самые страшные! Признаться полностью — значит уже не выкарабкаться! Частичное полупризнание? Но тогда — хотел он или нет — ждал очередной этап признаний. А кроме того, менты сразу забирали назад обещание свободы! «Мы говорили: „Если ты признаешься полностью“, а ты утаил…». К этому времени следствие обычно добывало новые доказательства, оно уже не нуждалось в признании обвиняемого, как в первые часы после задержания! Барон сидел тихий.
—Закурю?
«Поплыл…»
—Держи, «Кэмел»… Это ты звонил Шайбе вечером третьего дня. Так, Пал Палыч?
—Да…
«Павел, Пауль, Поль, Пал…»
Бутурлин тоже был спокоен, терпелив, благожелателен.
Ментовская формула: «Ты нам раз сделаешь хорошо — Мы тебе десять…»
—Тебя ведь попросили позвонить Шайбе… Так?
—Кудим…
Барон тоже знал, что Кудим отбыл…
—Откуда ты его знаешь? Расскажи подробнее.
—Через Плату. Они общались. Кудим работал в Фонде психологической помощи… Плата — в «Рыбацком банке». А я с Платой когда-то жил в одном доме…
Это был прокол генерала Гореватых. «Боевики дочерних фирм, которые не должны знать друг о друге, в действительности одна кодла…»
— У тебя есть координаты Кудима?
— Нет. Он никому не давал. Если надо — сам тебя найдет…
Бутурлин и Савельев не стали дожимать.
— А как в последний раз?
— Он приехал в ресторан. Я дежурил.
— Один?
— Я видел его одного…
— Дальше.
В глазах Барона мелькнула тоска. Он представлял конечную главу рассказа до которой рано или поздно придется дойти. Убийцу, старавшегося сделать так, чтобы труп не опознали, и его жертву связывали отношения, которые были известны окружающим. Приятельские либо, наоборот, враждебные. Это предопределило способ убийства. Опознание трупа заведомо влекло разоблачение убийцы. Мокрушник, если он не маньяк, как правило, оставлял жертву в том виде, в каком она приняла смерть. Не расчленял и не обезображивал.
— Дальше…
— Кудим попросил набрать номер Шайбы…
— Потом?
— Кудим взял трубку. О чем говорили, я не знаю. При мне он только поздоровался.
—Может, пригласил на шашлык?
Барон замолчал. Первый этап допроса завершился. Для второго следовало поднять планку еще выше. Савельич тут же вступил в разговор. Они работали в паре.
—Надо рассказать все по-честному, Паша…
Они уже сходили вместе вдвоем отлить…
Сюжет был известен. И с заранее известным финалом.
—Мы договаривались. Всю правду. Я за тебя подполковника просил. Мы знаем, что организатор был не ты…
Бутурлин вроде собрался встать.
—Я вижу, по-хорошему он не хочет… — Он мельком взглянул на испачканные мазутом руки Барона. Барон сидел еще полный воздухом и привычками воли. Он не принимал пока мысль о том, что путь на свободу для него закрыт. И судьба его на много лет вперед уже решена…
Со скрипом начался второй этап.
— Кудим пригласил поехать в рощу?
— С ним был другой.
— Плата?
— Нет, Плата был занят…
«Правильно: охранял заложника…»
— Савон…
«Точно! Савон объявил Шайбе, что утренний выезд с Неерией не состоится…»
Убийцы Шайбы были названы. Это было наверняка не единственным их преступлением.
— И шашлык у вас в ресторане взяли?..
— В «Кулинарии».
— Какой, помнишь?
— Бараний.
— На чем ехали?
— Кудим был на машине.
— Ну, дальше.
— Приехали…
— Ну! Ну!
— Не знаю. Я собирал сушняк для костра… — Барон спрятал глаза. Бутурлин переглянулся с Савельевым. «Не он ли вырубил Шайбу перед тем, как тому упасть в костер…»
Мать Барона появилась быстро. Гнутый носик, некрасивые беспокойные глазки, веснушки… Сквозь колготки на пальцах просвечивал вишневый педикюр. Увидев Бутурлина, она не удивилась, не растерялась.
—Знала, что так будет. Еще там, у магазина. Материнское сердце — вещун!
Говорила она все так же тихо, держа руку у рта. Короткий взгляд словно обтекал Бутурлина, кабинет, все замечал. Отсутствие растерянности говорило об опыте посещений такого рода.
—Его не отпустят…
Бутурлин не намеревался ее обманывать. Лишать надежд тоже не хотел.
— Пока нет… — Он вышел из-за стола, сел за приставной столик, напротив. — Зато, глядишь, останется жив! Не убьют, как Шайбу…
— Шайбу!
Она замолчала с открытым ртом. У нее отсутствовали оба верхних клыка, моляры и премоляры.
—Никто, между прочим, еще не знает.
Женщина обвела глазами Бутурлина, точнее, пространство между ними.
— Раньше сядешь — раньше выйдешь. Ничего, что я все время «тыкаю»? Я говорю «ты» только тем, кому доверяюсь…
— Сколько угодно…
— Ты сказала про третьего в их компании. Откуда-то из Ферганы. Ганс… Он давно появился?