Отступники
Шрифт:
Рядом с кроватью ненавязчиво поблескивал золоченый стол с полным прозрачным графином. Это была вода. Я оскалился как вурдалак и алчно потянул к нему левую руку. Остановился и посмотрел на нее. Рука была товарного вида. Я постучал по кости и поморщился. Все-таки боль еще не ушла.
Что-то вдруг зашуршало, и я стиснул зубы, уставившись на деревянную лаковую дверь с печатным орнаментом. Потом посмотрел на истинный источник звука. Мот ожесточенно потягивался, бесшумно открывая зубастую пасть. Потом без всякого интереса поглядел на меня и легко спрыгнул со шкафа. На ковре он некоторое время в случайном порядке вылизывал лапы, а потом весом тела выдавил дверь и скрылся в неведомом мире.
Я положил голову на подушку и стал думать. Во-первых, рука
Стало быть, поэтика выигрывала у прозы.
Но поэтика так многолика. Чересчур. Личико у меня смазливое. И волосы отросли. И фигурка что надо. Светозверь побери, где-то ведь люди знают, что такое безвозмездная добродетель. Продадут в рабство какой-нибудь похотливой карге, и буду я… Да-а. Или так. «Приветствую вас толпа!!! (ответный восторженный рев Почти Легальной Арены). Вы знаете куда пришли, и вы знаете, что Первый вас не простит! (Почти Легальная Арена взрывается хохотом и улюлюканьем) Но буду ли я лжецом, если скажу, что Арена худший идол поклонению?! (Да-а-а!!!) Так я и знал. Тогда готовьтесь! Сегодня у нас знаковый бой! Бой знаковый, но отнюдь не символический! Итак, наш прославленный гладиатор Гладиатор, сегодня сойдется в битве с проявлением тирании и цепких когтей Актов Авторитета! (яростный рев, треск раздираемых рубах). С каким, спросите вы? С одним из кровавых клинков в рукаве нашего достопочтенного Автора. С безжалостным койотом разведки и убийства. Настоящим Нееезрииимыыым!!!».
Примерно так.
А потом мои ошметки будут продавать на выходе за два профиля.
Нужно было что-то предпринять. Выскользнув из-под одеяла, я убедился, что нуждаюсь в одежде. Хотя бы в набедренной повязке. Я обошел комнату и в изголовье кровати увидел табуретку, на которой лежал мой чистый отутюженный костюм, тщательно заштопанный тонкими прозрачными нитями, чтобы швы не портили общий вид. Я принялся торопливо облачаться, поглядывая на дверь. От одежды пахло ароматизирующей смолой. Лицо мгновенно свело судорогой, и я отчаянно чихнул, едва не потеряв равновесие.
– Будьте здоровы.
Я замер. Но потом спокойно закончил одеваться, тщательно зашнуровал половинки кожаного доспеха, подтянул мокасины до колен и… интуитивно швырнул табуретку ножками вперед. Он чуть склонил голову влево, и табурет лишь слегка всколыхнул густую каштановую прядь.
И только тут я понял, что мои пазухи для метательных ножей заполнены именно тем, для чего они предназначены.
– Превосходно, – довольно сказал Вежливый. Он словно провоцируя меня, отошел от двери и на мгновенье повернулся ко мне спиной, чтобы развернуть к себе полужесткое кресло. Потом сел в него, скрипнув кожаной обивкой, и поправил сбитую табуретом прядь. – Вы куда-то собрались? Туалет по коридору направо, а потом ныряйте под бордовые портьеры и все увидите. Я подожду вас здесь.
– Вы ставите меня в неловкое положение, сударь, – сказал я, пытаясь перебороть его спокойный взгляд цвета мореной древесины.
– Вельд, если вам будет угодно, – мгновенно подхватил он, на удивление искренне улыбнувшись. Это неплохо ему удавалось. У него была гладкое блестящее лицо послушного домоседа, или мэра какого-нибудь крохотного курортного городка. Располагающе шевелились маленькие лисьи усики под красивым прямым носом, и уютно подрагивала длинная тонкая бородка, завивающаяся в кольцо.
– Прежде всего, – продолжал я, начиная осторожно жестикулировать, чтобы незаметно добраться до ножа, – мне непонятны ваши намеренья. Считаю необходимым донести до вашего сведенья, что относительно вас я имею самые скверные подозрения. Думаю, вам следует объясниться.
– Объясниться? – переспросил он добродушно. – Извольте. Но для начала: могу ли я узнать ваше имя, молодой человек?
– Родас, – сказал я, не задумываясь.
– Так вот, господин Престон Имара от’Крипп, – сказал он, не моргнув глазом. – Я начну с самого начала, чтобы создать нужную мне атмосферу. Итак, представьте себе кабинет вашего наставника, Иордана Магутуса. Он сидит за своим столом в своей страдающей от геморроя позе, быстро просматривая документы. Его левый глаз чуть прищурен. Он уже в третий раз набивает трубку свежим табаком, но каждый раз откладывает ее в сторону. Он в некотором затруднении. Ему неприятно давать поблажки, да никто от него этого и не требует. Но сын Председателя. Великий Первый, стоит ли рисковать, если последствия неизбежны? Притом самые неприятные. Пусть уж мальчик для начала совершит небольшой марш-бросок, а потом пристрелит пару бродяг-сектантов во имя Авторитета. А что б наверняка уберечь его от пьяной драки в каком-нибудь трактире и случайных связей с женщинами легкого поведения, которые его непременно соблазнят, вместе с ним отправляют «старшего брата». Задание почти постановочное. Не интереснее обычных тренировок.
И вот они маршируют до Терепа, находят связного, который указывает пальцем в карту. Ему заранее сказано куда указывать, ибо, как я уже сообщал: задание фактически постановочное. Так все думали. Ну что может быть за товарец у этих жалких диссидентов? Карикатуры на Автора и значки запрещенной религии? Оказывается, нет, не карикатуры и даже не значки. Импортная, десятикилограммовая маггическая бомба наложенным платежом из Империи. Тридцать тысяч профилей, господин Престон. Эта цена самой бомбы, не считая дорожных и кадровых расходов. В итоге тридцать две тысячи золотых профилей Авторитета. Нелепое стечение обстоятельств. Везение или невезение, но невероятное. Кто-то из вас двоих, вероятнее ваш братец, не понимая, что именно перед ним находиться, подрывает и себя и несчастных сектантов (милейшие люди, кстати, за мелкими исключениями), которые здесь выступали невинными посредниками. Я справедливо не мог даже предположить, что на них кто-то обратит внимание. Но нет, Гротеск, похоже, действительно видит дальше, чем может осмыслить.
Но вернемся к вам, господин Престон. Вам в этот момент нехорошо. Вы понимаете, что случилось непоправимое, и не знаете, что предпринять. К тому же у вас вдруг просыпается совесть. Это приводит вас в идеологический ступор. Что делать? Вы больше не хотите убивать без собственного мотива. Чужие мотивы вызывают у вас справедливое осуждение. Но вы больше ничего не можете. Вас не научили многому, как ни странно это звучит. Почти ничему, что могло бы пригодиться в жизни, не требующей смертей для поддержания собственного существования. Разве что…
– Ну, – сказал я, низким от злости голосом. – Продолжайте! Я, кажется, понял кто вы. Хватило обрывков информации и общей харизмы. Правда, у нас вы проходите под другим именем.
– Не я, – возразил Вельд снисходительно. – Все это были абсолютно незнакомые мне люди, которых хватали, сажали и вешали вместо меня. Мое дело переписывалась больше тридцати раз, а вы молодой человек, видели один из вариантов. Представляю какое отвращение от этого спектакля испытывает старина Магутус. Но что ему бедняге делать, если тэны брызжут, тэны сучат ногами, тэнам подавай освеженного меня, маринованного в жетовском рассоле. Вот и приходиться актерствовать… А впрочем, это нетрудно. У него так много политзаключенных на примете. Вы ведь знаете, что находиться в катакомбах вашего крыла? «Вот Железная Дева: столь прекрасны резные очи из белого холодного металла, и перси, подобные совершенству, если искать его в этом мире, и столь же прекрасна и чувственна боль сотен шипов со страстью терзающих тело». Это не я придумал, упаси Первый. Просто щажу ваше незнание мягким слогом.