Отсюда и в вечность
Шрифт:
Резко поднявшись со спины, Уорден снова сел, сомкнув руки вокруг колен.
— Ну и черт с тобой! Мне совершенно безразлично: веришь ты мне или не веришь. Ее отец русский; его убили в Сибири. Он дрался там против красных, вместе с солдатами нашего двадцать седьмого… Двадцать седьмой американский пехотный полк в России. Слышал ты когда-нибудь о них, болван? Это же твои соседи! Если ты но веришь мне, я стащу тебя к ним, и сержант Физель докажет тебе. Он знал ее отца.
— Знаю, знаю, — иронически улыбаясь, заметил Пит. — Выпей еще пивка и расскажи нам о ней все
— А пошел ты к черту, идиот!..
— А вон уже и горнист, — сказал Чоут, увидев человека с горном.
Все сразу же повернули голову в тот угол казарменного двора, где дежурный горнист готовился дать сигнал «вечерняя заря». Сначала послышались высокие повелительные нотки сигнала «выключить огни». Четверо сержантов слушали игру горниста молча, до тех пор, пока он не протрубил весь сигнал и не закончил его повторением первых сложных нот. Затем горнист два раза проиграл тот же сигнал, повернув мегафон сначала на юг, потом на север, в сторону казарм третьего батальона. Огни в окнах и на верандах казарменных бараков потухли, и на дворе стало темнее.
— Ну, — вяло произнес старшина одиннадцатой роты, — этому парню до Прюитта, конечно, далеко. Вы слышали как «вечернюю зарю» играл недавно Прюитт? Клянусь всеми святыми, мне хотелось в этот момент кричать благим матом. Жалко, конечно, что Прюитт не играет больше на горне.
— Да, я слышал его игру, — заметил Чоут. — К нему относятся несправедливо. Ему все время не везет.
— А сейчас к нему стали относиться еще хуже, — заметил Пит. — Сейчас ему достается больше, чем раньше.
Все они посмотрели, как дежурный горнист отошел от мегафона и направился в свою казарму. Они наблюдали за ним молча, воспринимая его как олицетворение той фатальной неизбежности, против которой все они были бессильны.
— Ну что же, ребята, — сказал старшина одиннадцатой роты, поднимаясь на ноги. — Я, пожалуй, успею съездить к тетушке Сю и вернуться назад. Завтра у меня дел по горло.
— Я поеду с тобой, — предложил Пит. — Дай мне взаймы пятерку, Милт, — обратился он к Уордену.
— Пожалуйста, — ответил Уорден, — под двадцать процентов!
Все засмеялись. Уорден поднял нераспитый кувшин пива.
— Бог с ними, с твоими процентами! Хорошо, что деньги у меня есть. Это я так…
— А ты едешь, начальник? — обратился Пит к Чоуту.
— Пожалуй, поеду, — ответил Чоут. — Поехали, Милт, — пригласил он Уордена.
— Нет.
Ухватив кувшин с пивом обеими руками, Уорден высоко подбросил его кверху как раз над чугунной крышкой водопроводного люка. Все, кроме Уордена, отбежали в сторону. Уорден остался неподвижным. Он смотрел, как кувшин летит отвесно вниз, словно свинцовый груз. Мелкие брызги пива падали ему на поднятое кверху лицо, на одежду.
— Полундра! — громко закричал Уорден, когда кувшин с грохотом шлепнулся на чугунную крышку люка и на Уордена полетел целый каскад пивных брызг.
— Ты с ума сошел! — закричал старшина одиннадцатой роты. — Поехали лучше с нами! В такси!
Уорден провел мокрыми ладонями по забрызганному пивом лицу.
— Оставьте меня в покое, —
Он резко повернулся и зашагал прочь от них, по направлению к своей казарме, чтобы принять душ, переодеться и поехать в город для встречи с Карен Холмс в «Моане».
Глава двадцать первая
На Уордене был сравнительно новый светло-коричневый двубортный костюм, который обошелся ему в сто двадцать долларов и который он приберегал для особых случаев. Всю дорогу от казарм в город Уорден страшно злился на себя за то, что отправился на встречу с Карен. У него болела рука, она даже распухла немного, и в этом Уорден также винил Карен. Он считал, что зря не остался с Питом и ребятами, забыв, что еще совсем недавно ему было не по себе в их компании. Сейчас ему очень хотелось забыть Карен и всех других женщин ее круга, потому что они все равно но могли понять его. Настроение у Уордена настолько испортилось, что он даже подумал. «Вот самое время умереть и уйти от всех забот». Все эти думы, Уорден знал, означали только одно — он влюбился.
Такси остановилось у бара «Черная кошка», и Уорден решил зайти туда, чтобы прихватить с собой бутылочку виски и выпить для бодрости пару рюмок. Из бара он направился прямо к автобусной остановке, чтобы на автобусе добраться до Уайкики. Теперь у него уже не оставалось сомнений, что он влюбился, и он мог со спокойной совестью признаться в этом самому себе.
К тому времени, когда Уорден сошел с автобуса, выпитые пиво и виски наконец дали о себе знать, тяжелым грузом сдавив ему живот. Уорден был не только влюблен, но и здорово навеселе, а в таких случаях он всегда искал повода с кем-нибудь подраться. Но подходящего случая не нашлось. Никто вокруг не хотел вступать с ним в драку.
Закипая от охватившей его злости, Уорден вразвалку прошел последний городской квартал и направился к тому месту, где пляж вплотную примыкал к парку Кухио. Вокруг были расставлены зеленые скамейки, и на одной из них у него была назначена встреча с Карен. Парк заполнили солдаты в гражданской одежде и моряки, прогуливавшиеся взад-вперед по аллеям. Уордену почему-то захотелось, чтобы Карен не пришла на свидание.
Но она пришла. Карен сидела на скамейке, скрестив ноги и закинув руки за голову, внимательно вглядываясь в темнеющие морские волны. Уордену показалось, что ее плечи вздрагивают от рыданий или тяжелых вздохов. Он направился прямо к ней.
— А, привет, — спокойно сказала она. — Я думала, что ты не придешь.
— Почему же? Я ведь не опоздал. — Уорден почувствовал себя неловко, и это снова разозлило его. Он вспомнил о своих похождениях с другими, подобными Карен, женщинами и сразу понял, что на этот раз с ним творится что-то необычное. Видимо, главная причина состояла в том, что он полюбил Карен.
— Мне просто казалось, что у тебя пет причин приходить, — прервала его размышления Карен. — Ведь это я назначила тебе свидание. Не так ли?