Отсюда и в вечность
Шрифт:
— Никто не любил меня так, как ты, — тихо прошептала Карен, прижимаясь к Уордену всем телом.
— Никто?
Карен засмеялась. Ее смех показался Уордену медовой капелью, звучащей на насеке под жаркими лучами солнца.
— Никто.
— Неужели даже одного не припомнишь? — шутливо спросил Уорден.
— Если ты настаиваешь, попробую вспомнить и сосчитать, — в тон ему ответила Карен. — У тебя карандаш есть? А сколько же мужчин, по-твоему, любили меня?
— Откуда мне знать. А ты что, сама сосчитать не можешь?
— Без арифмометра
— Совсем забыл.
— Тогда мне трудно будет ответить на твой вопрос, — серьезно сказала Карен.
— А может, я и так знаю все?
Карен села в постели и вопросительно взглянула на Уордена. Такого строгого взгляда Уорден никогда еще у нее не видел.
— В чем дело, Милт? — Ее вопрос прозвучал резко.
— Да пи в чем, — попытался улыбнуться Уорден.
— Нет, ты все же скажи. На что ты намекаешь?
— Намекаю? Да я просто решил подразнить тебя.
— Не лги. Я же вижу, что ты что-то скрываешь.
— Вовсе нет.
— У тебя такой вид, будто ты чем-то обижен.
— Совсем я по обижен.
— А почему ты вдруг помрачнел? Плохо себя чувствуешь?
— О моем здоровье не беспокойся, детка.
— Тогда скажи мне, в чем дело?
— Ну хорошо. Ты когда-нибудь слышала о человеке, по имени Мейлоун Старк?
— Конечно, — четко ответила Карен. — Я знаю его. Он заведует столовой.
— Правильно. Но раньше он был поваром во взводе Холмса в Блиссе. Может быть, и тогда ты его знала?
— Да.
— Знала близко?
— Достаточно.
— А сейчас знаешь еще ближе?
— Пет. Теперь я его совсем не знаю. Мы с ним не встречались лет восемь. Что же он рассказал тебе такого?
Уорден взглянул на Карен, потом на свою раненую руку, потом снова на Карен.
— Он сказал, что спал с тобой.
Слова прозвучали как взрыв. Уорден видел, какой удар нанесли они Карен, но она сумела быстро оправиться от потрясения, сумела сделать это так быстро, что Уордену даже показалось, что она была давно готова к такому удару.
«Зачем ты это сделал? — спросил он себя. — Зачем нужно было это говорить? Какая разница для тебя, было что-то между ней и Старком или не было? Никакой!» Но Уорден знал, зачем он все это затеял. Он знал, что рано или поздно разговор об этом все равно зашел бы.
— Ты не должен был этого говорить, — тихо произнесла Карен.
— Нот, должен был. Старк упомянул еще и Уилсона, О’Хепера и Гендерсона.
— Так, значит, я ротная проститутка? Ну что же, я заслужила это. Видимо, уже тогда, когда первый раз встретилась с тобой.
Карен встала с постели и начала собирать свою одежду, разбросанную по полу.
— Уходишь? — спросил Уорден.
— А что ты предлагаешь? Ведь все кончено, и возврата нет, не так ли?
— Не знаю. — Уорден тоже поднялся с постели, подошел к шкафу и взял бутылку с виски. — Я, пожалуй, выпью. А ты не хочешь?
— Спасибо. Меня и так уже тошнит.
— Конечно,
— А ты слышал побасенку о том, сколько раз в жизни женщина умирает? Первый раз, когда ее лишают девственности, второй раз — когда лишают свободы (ото называют браком), третий раз — когда лишают мужа. Это ты слышал?
— Нет, никогда.
— Побасенка пришла мне в голову только сейчас. Четвертый раз женщина умирает, когда ее лишают любовника.
— Мне казалось, что мужчины тебе нравятся не больше, чем мне женщины, — сказал Уорден насмешливо.
— А за что я должна любить мужчин? Особенно если они такие, как ты или как твои грязные друзья? Ты же знаешь, что с твоей стороны было совсем не так уж любезно говорить мне все то, что ты сказал. Тем более что большей частью это неправда, ложь.
— Хорошо. Ну а насчет Старка — правда?
Карен повернулась к нему. Глаза ее горели.
— А ты разве пришел ко мне девственником?
— Так, значит, это правда, — упрямо твердил Уорден. — Как же это у вас было? Хорошо? Он лучше меня?
— Какое тебе дело?
— Я полагал, что, может быть, сумею придумать что-нибудь пооригинальнее и тогда понравлюсь тебе.
— Ты просто нахал. Но чтобы облегчить тебе жизнь, скажу: со Старком мне было плохо, просто отвратительно.
— А как я могу знать, что это правда?
— Кто ты такой, чтобы сомневаться в моих словах? Честное слово, сейчас ты разговариваешь со мной, будто ты мой муж. Впрочем, если хочешь, я все расскажу тебе.
Лицо Карен исказилось в гримасе. Она громко, навзрыд, заплакала.
— Я все расскажу. Можешь потом поделиться со своими дружками в казарме. Посмеетесь вволю.
Карен бросила в сторону собранное белье и, усевшись нагишом на постель, показала на глубокий шрам на животе. Уорден не раз видел этот шрам, но никогда не позволял себе интересоваться историей его появления.
— Видишь этот шрам? — зло начала Карен. — Знаешь, откуда он взялся? Да что я спрашиваю, тебе ведь до этого нет дела. Этот шрам после операции, во время которой женщина лишается всего, что позволяет ей стать матерью. Она даже женщиной перестает быть и только с помощью лекарств сохраняет свою женственность внешне. Так случилось и со мной.
Я никому об этом никогда не рассказывала, но тебе расскажу. Почему потребовалась операция? Причиной было заболевание гонореей, которую я получила, как и многие жены наших офицеров, от мужа. К тому времени мы прожили уже три года вместе. У меня родился сын, наследник, гордый продолжатель рода.
Уже через два месяца после женитьбы я поняла, что муж изменяет мне. Но в этом ничего необычного не было, и я особенно не переживала. Такова уж судьба американских офицерских жен.
Потом, после того как родился ребенок, Холмс почти совсем перестал жить со мной как с супругой. Я не понимала, в чем дело. Но в конце концов и к этому привыкла.