Отвергнуть короля
Шрифт:
Махелт в ужасе уставилась на свекровь, затем развернулась к слуге.
– Убери сыр и сбегай за помощью! – приказала она. – Графине нездоровится.
Махелт склонилась к Иде и обняла ее за плечи. Ладони графини были ледяными, но лоб пылал, как жаровня.
– Со мной все в порядке, – выговорила Ида между приступами. – Это пройдет.
Махелт промолчала, потому что со свекровью явно не все было в порядке. Прибежали слуги, и Махелт велела отнести Иду в ее комнату, невзирая на еле слышные протесты. Ида не успела добраться до уборной, как ее кишечник опорожнился. Ее пришлось раздеть и вымыть, и все это время она дрожала как осиновый лист.
– Мне очень жаль, – отчаянно рыдала графиня, когда ее уложили в постель. – Я скоро поправлюсь и обязательно помогу. Я… – Тут подступил очередной приступ рвоты, и служанка поспешно подставила бронзовый тазик ей под подбородок.
– Да, матушка, конечно, – согласилась Махелт, хотя, глядя на Иду, сомневалась, что та действительно скоро поправится. – Просто полежите и отдохните, а я обо всем позабочусь, пока вам не станет лучше.
Когда спазм утих, Ида откинулась обратно на подушку и бросила на Махелт полный благодарности взгляд:
– Спасибо. Я не хочу быть обузой.
– Вы не обуза. – Махелт быстро и крепко пожала руку Иды. – Никогда так не думайте.
Выходя из комнаты, Махелт совершенно иначе смотрела на происходящее. Ее глубоко возмущал надвигающийся визит Иоанна, и она не могла забыть о неприязни к королю, но теперь все изменилось. Она не станет готовить Фрамлингем ради Иоанна, потому что он того не стоит. Но подготовит прием, только чтобы уважить Иду. Пустив корни, эта мысль придала ей силы. Махелт ощутила, как уверенность в себе растет: она сможет выступить в роли хозяйки, и выступить достойно, как подобает ее воспитанию и положению.
Состояние Иды ухудшилось, и на следующий день она металась в жару и бредила, бормоча о событиях в прошлом, которых никто, кроме нее, не видел. Присев у постели больной, Махелт стала свидетельницей незажившей раны в душе Иды из-за того, что ей пришлось отказаться от своего ребенка, когда она покинула двор ради брака с Роджером Норфолком.
– Пожалуйста, пожалуйста, не делайте этого, сир, отдайте его мне! – рыдала, вне себя от горя, Ида, ее карие глаза затуманились, словно темная вода. – Умоляю вас. Я умру!
Махелт положила руку на лоб Иде.
– Тсс, все в порядке. – Она сглотнула комок в горле. – Он вырос прекрасным мужчиной, и у него есть собственные дети… ваши внуки.
– Но я потеряла ребенка… – Ида пыталась сесть. – Мне нужно повидать короля. Я должна забрать Уильяма с собой, ведь я его мать!
Махелт вновь и вновь набегающим прибоем бормотала ласковые слова:
– Не волнуйтесь. Он придет к вам, все будет хорошо, все будет хорошо.
Ида бессильно упала обратно на подушки и закрыла глаза. Слезы проступили из-под век. Через несколько мгновений она заговорила о любовном переживании, которое разделила с мужем, – рассказала, как сидела у него на коленях и кормила его кусочками поджаренного хлеба. Махелт не могла представить Иду и графа в столь интимной обстановке. Чем-то подобным могли заниматься они с Гуго, и свекор нахмурился бы, увидев их. Ее глаза тоже обожгло горем.
– Как она? – заглянул в дверь Гуго.
– У нее жар и бред, – покачала головой Махелт. – Доктор пустил ей кровь и велел смачивать губы медом и водой, она должна поспать. Отец Ричард молится за графиню и просит о заступничестве святого Аделарда.
Гуго подошел к кровати.
– Мы слишком часто принимали ее старания как должное. – Он с тревогой посмотрел на мать, наклонился и ласково отвел седой пух с висков Иды. – Когда я был маленьким, ее волосы были темными, блестящими и надушенными мускатным орехом. Помню, как играл с ее косами, когда она держала меня на коленях.
Ида повернула голову к сыну и облизала пересохшие губы.
– Любимый, – прохрипела она, – любимый, дорогой.
– Ваш отец должен быть здесь, – резко заметила Махелт.
Гуго неловко поерзал.
– Он слишком занят, пытаясь за всем уследить.
– Граф слишком занят и потому избегает свою супругу, – возразила Махелт. – Он хочет, чтобы мы вели дом, решали проблемы и не беспокоили его. Ваша мать – его жена, а не стул или стол, который существует для его удобства.
Гуго потрясли ее слова.
– Отец так не думает. Ни в коем случае!
– Тогда где он? Заглянул мимоходом и только, а ваша матушка, несомненно, очень больна.
Гуго замер.
– Она… Она может… – Он проглотил зловещее слово, как бы надеясь отогнать его призрак.
– Не знаю. – Слезы обожгли глаза Махелт. – Она как холст, который вынесет любую непогоду, но сгниет, если убрать его в кладовую и забыть. Я сделаю для графини все, что смогу, она стала мне второй матерью.
– Я поговорю с отцом.
Махелт бросила на мужа сердитый взгляд:
– Не стоит. Он должен был прийти сюда по зову сердца.
– Возможно, он считает, что матушка в хороших руках, и не понимает, насколько она больна.
– Именно это я и имею в виду: он не замечает ее. – Махелт не просто переживала за Иду, она опасалась того, что будущее может готовить для нее и Гуго. «Ne vus sanz mei, ne mei sanz vus». А если это неправда?
– Я не был бы так уверен. Просто отец по-другому смотрит на мир. – Гуго сел на сундук у кровати. – Я побуду с ней, если у вас есть другие дела.
Махелт помедлила, но ей действительно нужно было устроить еще очень многое для королевского визита, поскольку приехать должен был не только король, но и вся его свита, и каждому следовало найти спальное место в соответствии с его положением. Она встала и указала на миску и ложку рядом с кроватью.
– Смачивайте ей губы медом и водой и позовите служанок, если понадобится.
Гуго выглядел слегка уязвленным.
– Полагаю, я справлюсь, – ответил он.
Махелт поцеловала мужа в макушку и отправилась по своим делам, первейшим из которых был разговор со свекром, как бы тот ни смотрел на мир. Она отыскала Роджера в его комнате. Граф увлеченно обсуждал вопросы безопасности замка со своим комендантом Уильямом Ленвейзом. При появлении невестки он умолк и вопросительно и нетерпеливо посмотрел на нее.