Ответы на вопросы православной молодёжи
Шрифт:
И в семьях и в школах звучит один и тот же вопрос: как сделать, чтобы сын или дочь пришли в храм. А ответ очевиден: верьте так, живите сами так, чтобы ваши родные неверы вам завидовали. Чтобы на вашем примере видели, что вера — это крылья, повод для полета, а не горб за спиной, который давит к земле.
Представляете, у церковной бабушки вырос неверующий внук. И вот в воскресный полдень этот оболтус еле-еле — после трудовой дискотечной ночи — вытаскивает себя из постели. У него всё плохо: и сил нет, и голову мутит, и воспоминания о вчерашнем нерадостные, а мысли о недалеком понедельнике вообще самые мрачные… И тут вдруг распахивается дверь — и в дом влетает радостная бабушка, вернувшаяся с Литургии. Представляете
А если мы будем угрюмничать — глазки в пол, все нельзя, «как батюшка благословит», «спаси вас Господи» — то конечно, люди будут уходить куда угодно мимо такого православия.
В общем, главное что должен требовать директор школы у кандидата на преподавание «Закона Божия» или «Основ православной культуры» — это не диплом из семинарии, а светлые, добрые и радостные глаза.
— Раз мы заговорили о школе, то как Вы относитесь к тому, что в наших школах сейчас какую-то нездоровую популярность приобрел так называемый «Хеллоуин»? Это ведь доходит до того, что и учителя, и директора принимают участие, потом все эти страшные костюмы, отрубленные головы, окровавленные стены…
— Да, это очень странно. Потому что когда приходишь в школу для того, чтобы рассказать о Рождестве или Пасхе, сразу начнут тебе читать лекцию о том, что «у нас школа многонациональная, дети разных вер, и поэтому не надо навязывать». Но как только речь идет о какой-то бесовщине, сразу забывается, что в этой школе христиане тоже еще встречаются. У нас свобода совести начинает рычать, когда встречает Православие, и умильно машет хвостиком перед каждой мерзостью.
— Как это влияет на детей, ведь это в духовном плане очень опасно.
— Конечно, опасно. Началось это давно, еще в советские годы, когда на утренники детей наряжали чертенками и ангелами. Вспомните, даже тогда как мало было ангелочков, и как много было бесенят. Казалось бы, советской власти должно быть одинаково, ведь и то, и другое — мракобесие и религиозность. Тем не менее, могли быть неприятности у того ребенка (и его родителей), который был одет ангелом, но не того ребенка, который был одет чертенком. Вот этот скрытый сатанинский подтекст советского атеизма выказывает себя сейчас более открыто.
Но главная проблема школы в другом. Учителя… Иногда, глядя, как они затаскивают детей на хэллоуин и на уроки секспросвета, хочется крикнуть: «Люди, бойтесь школы! Российское учительство сегодня — это наша национальная катастрофа!!!». Уровень невежественности и безнравственности у слишком многих наших учителей — невероятный. В начале 90-х, когда я встречался с учителями, было видно, что этих людей радует любая возможность узнать что-то новое. Они интересовались, что-то записывали, спрашивали литературу. В последние годы — совершенно апатичные глаза, зачастую педагоги жвачку не выпускают изо рта во время бесед. В школу идут сегодня не по призванию. Слишком часто учат детей те, кто после университета не смог найти другую работу. Уповать на нравственное творчество таких учителей не приходится.
И любви к России у них тоже нет. За триумфальным маршем Хэллоуина по российским школам стоит старый комплекс вечной неполноценности нашей полуобразованщины. Эта ее странная и всегдашняя готовность быть глиной, которая принимает форму любой подошвы, которая на нее наступила — лишь бы подошва была импортной. Дайте нам любого иностранца, и сразу у него будем учится всему. Ну как тут не вспомнить крик Чацкого: «Ах, если рождены мы все перенимать, Хоть у китайцев бы нам несколько занять премудрого у них незнанья иноземцев!».
Церкви же просто остается выбирать лучших учителей для сотрудничества с ними. Это будет совестное, неравнодушное меньшинство. И ради него нужно создать совместный методический центр, где разрабатывались бы новые школьные программы, избавленные от атеистических наслоений и пережитков; создавались бы альтернативные учебники, которые отражали бы русский и православный взгляд на историю мировой культуры, национальную историю, историю языка, литературы.
Если учебник будет добротно написан, если в нем будут корректно расставлены нравственные оценки, то и обычный учитель при всей своей апатии, излагая добротно написанный учебник все же будет нести то самое доброе и светлое. Учебники истории и литературы должны подводить к нравственным выводам, причем делать это настолько аргументированно и интересно, чтобы даже педагог, который давно уже сам потерял различение добра и зла, не смог бы испортить урок.
Проблема в том, что сама Церковь после десятилетий удушения настолько интеллектуально бедна, что мы не можем самостоятельно разработать такие программы. У нас просто нет опыта общения с детьми. Он был в прошлом веке, но дети-то сейчас совершенно другие. И получилось, что интеллигенция сегодня разбита на две части: интеллигенция в пиджаках и интеллигенция в рясах.
А опасность Хэллоуина для детей прекрасно передана песней Высоцкого «О масках»: «Я в хоровод вступаю хохоча, и все-таки мне неспокойно с ними: а вдруг кому-то маска палача понравится — и он ее не снимет».
Кроме того, поинтересуйтесь: какова статистика преступлений, совершаемых в ночь «хэллоуина»? Многие данные свидетельствуют о том, что происходит их значительный рост.
А вот в Пасхальную ночь по данным той же статистики часто не совершается ни одного преступления.
— Во многих западных странах есть понятие «культурообразующая религия». Как Вы считаете, реально ли православию приобрести такой статус в России?
— Православие реально такой статус имеет. Потому что независимо от того, что по этому поводу считает тот или иной депутат или директор школы, православие реально созидало и созидает нашу культуру. Только некоторые люди в силу своей слепоты или политической ангажированности не желают этого видеть. Другой вопрос, как дело обстоит в законодательстве. Здесь церковью прилагаются постоянные усилия, и в результате за последние 10 лет «точка консенсуса» в обществе сместилась ближе к нашим позициям. Начиная от совершенно светского либерального законодательства 90-го года — к закону 97-года, где хотя бы в преамбуле было сказано, что православие является неотъемлемой частью культуры и истории России. Но при этом преамбула не имеет законодательной силы, она просто предваряет закон. И я полагаю, что в ближайшие годы можно будет инициировать новый пересмотр законодательства в этой области, взяв за образец законодательство почти любой европейской страны, будь то Греции или Болгарии, Сербии, Румынии или Германии, Финляндии, Норвегии, Польши. Было бы желательно обеспечить присутствие Церкви в тех частях человеческой жизни, которые находятся под всецелым контролем государства. Чтобы человек не оставался с государством один на один. Речь идет о государственной школе, армии, больницах, интернатах, тюрьмах. Вот в этих областях, где влияние государства огромно, там очень важно присутствие церкви, для того чтобы дать людям нравственный, христианский взгляд на то, что происходит с ними, напомнить, что было в нашей культуре, нашей истории и что в каждом из нас есть великий незнакомец по имени — душа.
— Почему на телевидении так мало православных проповедников?
— В России телевидение — это, пожалуй, самый недемократический институт общества. То есть общество не имеет никакой возможности влиять на то, что там происходит. Это действительно «групповщинка», узкий круг лиц, принимающих решения. Для этих лиц православие в лучшем случае — набор из пустых букв и звуков. В худшем — объект глухого раздражения. В демократической стране, где 70 % считают себя православными, а пять процентов из них действительно таковыми являются, казалось бы естественным учитывать их интересы. Но чиновники, считающие себя демократами, дорвавшись до власти в газетах, на телеканалах, в школах, начинают вести себя совершенно недемократически.