Ответы на засыпку
Шрифт:
— Пока не знаю, — замялась я.
— Тогда начну я одна, — придвинула к себе тетрадь Зойка. — А ты пока думай.
— Постараюсь, — кивнула я.
Кажется, Зойкино воображение заработало, потому что она принялась писать. Однако ей была уготована вынужденная пауза. Раздался звонок на перемену.
На сей раз я даже не пыталась поймать Клима. Просто как-то так вышло, что мы с ним столкнулись нос к носу в проходе.
— При-ивет! — наигранно-бодро воскликнул он, и вид у него был такой, словно мы с ним до этого месяца два не виделись, а теперь совершенно случайно столкнулись на улице.
— Здравствуй, здравствуй. — Я
— Я гм... — Он замялся. — Ты понимаешь, никак не смог тебе вчера перезвонить. Бабушка передала, что ты просила, но... — снова пауза. Он явно лихорадочно изобретал предлог. — Олька с Женькой по очереди на телефоне зависли.
— Вот как, — холодно произнесла я.
Конечно, Олька и Женька часто зависали на телефоне, однако раньше Клим всегда находил способ мне позвонить. А вчера не нашел, и это лишний раз доказывает, что просто не захотел.
— А как вчера понянчили? — задала новый вопрос я. Не могла же я просто повернуться и уйти.
— Ужас! — кажется, Клим очень обрадовался, что я сменила тему. — Он всю дорогу так орал!
— А ты мне рассказывал, что Гаврила вроде бы днем как раз спит, — напомнила я.
— Говорят, обычно так и есть, — кивнул Клим. — Но вчера, едва Тимкина мать ушла, Гаврила начал вопить, и что мы ни делали, не замолкал. — Клим коснулся ладонью уха. — У меня до сих пор там звенит. Мы уж ему и памперсы меняли, и пить давали, и качали в кроватке, в коляске, на руках. Тимка ему песню пел. Ноль эффекта. Орет, и точка. Только, когда Тимкина мать вошла в дверь, Гаврилу мигом как отключили. По-моему, он это с нами проделал из вредности.
— Есть в кого, — не удержалась я.
— Что ты имеешь в виду? — глянул на меня каким-то затравленным взглядом Клим.
— Да просто так, — не стала я вдаваться в подробности. — Не бери в голову.
Мне вдруг стало очень неприятно. Он сейчас стоял передо мной, будто перед учительницей, отвечая на вопрос, которого не знает. Однако ему повезло: короткая пятиминутная перемена закончилась, прежде чем я успела задать ему вопрос на засыпку.
Впрочем, я была даже рада, что наша встреча так завершилась. Мне и без слов стало ясно. Со вчерашнего утра Клим от меня совершенно отдалился, и мы разговаривали так, словно и не дружили целых восемь лет подряд. Никогда он еще мне не был таким чужим. Ведь он даже про Гаврилу рассказал как-то суетливо. Будто просто стремился заговорить мне зубы.
— Ну, как побеседовали? — едва я вернулась за парту, спросила Зойка.
— Никак, — пожала плечами я.
— И, естественно, про Митичкину он ни гу-гу, — хмыкнула моя подруга.
— Ну, может, если перемена была бы подольше, он бы что-нибудь и сказал, — не слишком уверенно произнесла я.
— Утешай, утешай себя, — жестко изрекла Зойка. — Всех готова простить. Смотри, как бы крылышки у тебя не выросли. Улетишь еще живой на небо, а мне лично без тебя будет скучно.
— Перестань, Зойка, — отмахнулась я. — Никого я не готова простить. Но почему ты не допускаешь, что он и впрямь не успел?
В общем-то, я сама не верила собственным аргументам. Скорее спорила просто назло Зойке, потому что меня раздражала ее позиция. И вообще, по-моему, ей даже доставило удовольствие, что Клим вдруг повел себя столь некрасиво.
— Я этого не допускаю, — тем временем отозвалась Зойка, — потому что по твоему «радостному» лицу вижу, как вы хорошо с ним поговорили.
— Ой, Зойка, не надо. — Я внезапно почувствовала, как к горлу подступает ком. Все же у меня еще достало сил обратить ситуацию в шутку и с вымученной улыбкой добавить: — Не сыпь мне соль на рану, я лучше насыплю сама.
Зойка фыркнула:
— Вот уж на этот счет ты действительно у нас мастер. А если серьезно, то будь у вас с Климом по-прежнему нормальные отношения, он бы при встрече первым делом тебе рассказал именно о приглашении Митичкиной. И при этом, конечно, спросил бы, приглашена ли туда ты.
«Н-да, — отметила про себя я. — Логика железная. Ничего не возразишь». А вслух сказала:
— Ну, ты бы еще от него потребовала, чтобы он королевский этикет соблюдал.
— Куда хватила: королевский! — Мои слова ничуть не обескуражили Зойку. — По мне бы хоть хамского этикета не исполнял. А он именно этим, под мудрым руководством Сидорова, слишком увлекся. А, между прочим, Митичкина за этот урок уже два раза оборачивалась к Климу и Тимке и, кажется, даже передала им записку.
— Зойка. — Я решила сменить тему. — Ты хоть что-нибудь придумала? А то мы все с тобой говорим, говорим, а...
— Не придумала, — перебила она. — То есть кое-какие идеи есть, но в единый план пока не выстраиваются. Наверное, мне придется дома еще подумать. И ты тоже давай, не отлынивай.
Но до конца этого учебного дня мы так ничего путного и не придумали. У меня вообще в голове был какой-то затык. Я на каждом уроке наблюдала за Климом. Понимаете, умом не хотела этого делать, но глаза сами собой туда поворачивались. И с каждым уроком я все отчетливей убеждалась: там и впрямь идут сепаратные переговоры.
Митичкина то и дело оборачивалась к Тимке и Климу. А они на многих уроках сидят прямо за Митичкиной и Поповой. Галька тоже вертелась, и записочки взад-вперед кочевали. Видно, все четверо всерьез и заранее готовились к празднику. От Зойкиного внимания маневры в другом ряду, разумеется, не укрылись. Она даже напрочь забыла о нашей переписке. И, давно оставив в покое зеленую тетрадь, просто шипела мне на ухо самые разнообразные гадости по поводу Митичкиной и компании.
А я заметила, что и другие ребята стали с интересом поглядывать в ту же сторону. Потому что Галька, Танька, Клим и Тимур, наверное, с самого первого класса столько друг с другом не говорили, сколько сегодня. И, естественно, столь внезапно вспыхнувшая пылкая дружба многих насторожила.
Но никто по этому поводу не проявлял такого энтузиазма, как моя близкая подруга. Она в самых различных вариантах развивала одну и ту же мысль. Мол, вот я от нее всегда защищала Митичкину, а теперь могу убедиться на собственной шкуре, сколь опасны такие «подлые и коварные личности». Но если поведение Таньки и Сидорова ее, Зойку, совершенно не удивляет, то от Клима она просто в шоке.
Она это повторяла и повторяла... Наконец, когда она в очередной раз принялась за свое, я почувствовала, как глаза мои застилает мутная пелена, а откуда-то изнутри поднимается жгучая и неконтролируемая волна ярости. На мгновение мне самой стало страшно. Я не могу, конечно, похвастаться, что никогда не злюсь. Однако обычно умею взять себя в руки. А тут почувствовала, что сейчас на кого-нибудь брошусь, и скорее всего даже не на Митичкину и не на Клима, а на Зойку. Потому что она все зудела и зудела, вытягивая из меня последние нервы.