Отягощенные злом
Шрифт:
Рабочий шагнул назад. Еще один из первых рядов толпы шатнулся вперед, пнул избитого под ребра.
— Гнида сицилистская… — веско сказал он, — чтоб тебе и на том свете покоя не было…
— Машину сюда! — закричал кто-то. — Машину!
— Давайте его к катеру! — крикнул я. — Мужики, несите его к катеру! Отправим в Петербург на катере!
И в этот момент вдалеке громыхнул гулкий хлопок… как камера у авто лопнула, от которого у меня сердце сжалось. Потому что я слышал такое много раз…
Причаливая к кронштадтскому пирсу — мы шли на разъездном заводском теплоходике, — я увидел группу офицеров на пирсе, в полной форме. Первое, что они мне сказали, когда удалось ошвартоваться при бьющей в пирс мелкой, но злой волне, — Его Императорское Величество Император Николай Третий Романов скончался…
Террористы
Дорога на Гельсингфорс
Что движет террористами, которые верят настолько, что готовы отказаться от своей жизни, как от проигранной карты, только чтобы совершить свой безумный акт, прокричать
64
Князь Воронцов здесь не прав. Эсеровский и большевистский террор, начавшись примерно в 1860–1870-х годах, был сведен на нет примерно в 1940–1950-х годах, а активная фаза вялотекущей гражданской войны была завершена к 1930 году, у противников власти не осталось сил на крупные выступления — остался только террор. Исламский террор начался в двадцатые и был сведен к отдельным актам к пятидесятому, дальше были только отдельные проявления, в основном одиночек, а не групп. С пятидесятого по девяностый Россия сорок лет жила в относительном внутреннем спокойствии, если не считать Польшу, где спокойно не было никогда. Современная история исламского террора в Империи началась в девяносто втором с кровавого выступления в Бейруте, и с тех пор террор не прекращался ни на минуту. За это время Россия присоединила окончательно к себе Персию, присоединила Афганистан и получила прямые, полностью контролируемые выходы в Персидский залив и Индийский океан, на это же время приходится тяжелое поражение Британской Империи и выход Российской Империи на первое место в мире по многим показателям. Но все это далось дорогой ценой.
Но есть еще более страшный вопрос. Что движет русскими, которые отреклись от Родины, от народа, от Престола и стали террористами и исламскими экстремистами? Вопрос этот был настолько тяжел и страшен, что его даже не хотелось задавать.
Но задавать такие вопросы надо. Если хочешь выжить.
Одну из них звали Дарья, а другую — Малена. Когда все это началось, обеим было по девятнадцать лет. Обе они были из «приличных семей». Отец Дарьи был высокопоставленным чиновником Министерства юстиции, профессиональным юристом, специалистом по законодательной работе, он визировал правовые документы, которые отправлялись на Высочайшее Имя для утверждения, с тем чтобы они не противоречили существующим законам. Конечно, левая пресса исходила ядом по вопросу самодержавия — якобы Император делает все, что считает нужным, потому что в законодательстве Империи прямо указано его право единолично издавать и менять законы. На самом деле и Александр V, и Николай III весьма щепетильно относились к вопросу соблюдения закона, и ни одна бумага, за исключением секретных и совершенно секретных, не попадали на Высочайшее утверждение без визы министра юстиции и профильного министра. Секретные и совершенно секретные бумаги тоже визировались, правда, не Минюстом, а юридическим департаментом Собственной, Его Императорского Величества Канцелярии, где сидели такие же юристы, только с допуском к государственной тайне.
У Дарьи был старший брат, профессиональный биржевой игрок, настолько удачливый, что к двадцати пяти годам он мог позволить себе собственный дом, и младший брат, который уже в детстве выказывал задатки гениального математика и дополнительно занимался с профессорами в Санкт-Петербургском политехническом. Была у нее и мать — конечно же, неработающая домохозяйка. Проблема была в том, что на фоне братьев Дарья была обычной, пусть и красивой, девчонкой — но без особых талантов. Отец отдал ее на юридический факультет, с расчетом на то, что она поработает сначала в прокуратуре, потом выйдет замуж и станет адвокатом. Возможен был и другой вариант: у красивой и своенравной Дарьи были поклонники, в их числе был сын председателя правления Санкт-Петербургского биржевого банка, и еще один — сын товарища военного министра. Беда была в том, что Дарью не интересовали поклонники из высшего света, ей хотелось чего-то такого, что щекотало бы нервы и заставляло бурлить кровь.
С теорией и практикой экстремизма ее познакомила Малена. Красавица полька, на тот момент, вероятно, одна из первых красавиц Петербурга. Ее отец, дворянин, граф Священной Римской Империи, прозорливый человек, отправил ее в столицу из Польши, с тем чтобы оградить от дурного влияния польских националистов и дать ей подобающую профессию. На юридическом факультете Малена познакомилась с Дарьей, дочерью высокопоставленного чиновника, которой хотелось «чего-то этакого». Беда в том, что и самой Малене хотелось «чего-то этакого», и с переездом это желание не пропало, наоборот, усилилось. Так две красивые девушки начали искать приключений.
Начали они, как водится, с разночинцев. То есть интеллигентов, если выражаться на современный, англоязычный манер. В Санкт-Петербурге их было немало, но восторг по поводу бравых, откровенно вызывающих речей, произносимых в студенческих кабаках и бурсах, быстро сменился горьким разочарованием. Молодые разночинцы были безденежными и постоянно клянчили деньги у них, ни к чему не годными, они плохо одевались, и от них пахло козлом. Воспитанных в приличных семьях девушек, привыкших к вниманию, буквально коробило от развязных манер разночинцев, от их слабости к алкоголю, от неумения и нежелания пользоваться столовыми
Немного погоревав, Малена предложила обратить внимание на бунташных поляков, колония которых имелась в Санкт-Петербурге, но это тоже не кончилось ничем хорошим. Поляки шлялись по злачным местам, пили горькую, произносили бунташные речи, но на этом все и заканчивалось. Хотя нет, не заканчивалось — почему-то они решили, что Даша и Малена согласны обслуживать всю их веселую компанию как бесплатные проститутки.
Поляки — они тоже были слабые. И еще они были под надзором полиции. Закончилось все вот чем: в веселой компании созрел план ограбить банк, и на следующий день после зарождения сего плана освещающий компанию осведомитель донес об этом в полицию. Полицейские, узнав, что в деле замешаны дочери высших чинов, сочли нужным наведаться в Министерство юстиции и сообщить родителю одной из них, влиятельному чиновнику, что его доча связалась с подозрительными в политическом отношении субъектами, которые еще и намереваются ограбить банк, и полиция в связи с этим собирается произвести аресты. Дарье пришлось пережить несколько неприятных дней: отец в ярости отобрал ключи от квартиры и сказал, что дочь будет ночевать только дома. Совместными усилиями мать и дочь уговорили отца семейства отпустить беспокойную душу на покаяние… то есть в собственную квартиру. Не последним аргументом, которым маман убедила хозяина дома, был тот, что если дочь будет жить с ними, то так никогда и не выйдет замуж. А отец все-таки хотел добра дочери, да и этих паразитов арестовали — кого осудили, кого в административном порядке выслали. Потом он будет кусать локти за проявленную слабость, но будет слишком поздно…
Так две красавицы снова оказались одни в квартире в центре имперской столицы. У них было много идей, много времени, квартира и почти нечем заняться — в девятнадцать лет убийственное сочетание.
И тут Даша познакомилась с Магометом.
Следует заметить, что в Санкт-Петербурге было достаточно арабов, достаточно турок, достаточно других мусульман. Дело в том, что Империя большей частью расширялась мирным путем, не уничтожая, а интегрируя в себя местные элиты и местные народы. Частью соглашений с ними было признание местных элит элитой и вхождение ее на равных в элиту Империи. Даже грузинскую и польскую элиту — и там и там из-за самопроизводства военного сословия в дворянство дворян было непропорционально много, до десяти процентов от общего количества населения, — даже их признали равными. Оттого молодые грузинские князья смущали своими титулами девушек в ресторанах — просто в Грузии было слишком много князей. Местные элиты часто обживались в Петербурге, при дворе, покупали здесь дом или апартаменты, начинали на лето переезжать из южного Константинополя в Санкт-Петербург вместе с двором. И конечно, старались отдать своих детей в русские университеты в Москве или Санкт-Петербурге для того, чтобы они получили такое же образование, как и русские сверстники-аристократы. Для мусульман была Казань, где был старый, с традициями, уважаемый светский университет, где можно было учиться светским наукам, оставаясь в полностью мусульманской среде, на земле ислама, но он-то как раз популярностью и не пользовался. Такой университет есть и в Константинополе, в Багдаде, но им хотелось, чтобы дети получили полностью светское образование в светском городе.
Магомет — правильно было Мухаммед, имя Пророка, но по-русски его все звали Магомет — был из совсем новой части Империи, из Персии. Он поступил в университет как сын погибшего полковника шахской гвардии — русские подбирали таких, брали под свое крыло, восстанавливали уничтоженную в кровавом безумии персидскую элиту. Для студента он был уже взрослым — двадцать пять лет, — но Дашу привлекло не это… точнее, не совсем это. Дело в том, что он был мужчиной. Не щенком-переростком, не «мужчиной» — а мужчиной, настоящим, всегда берущим судьбу в свои руки и не раздумывающим, как поступить в том или ином случае. Он был взрослым, по-настоящему взрослым, даже в чем-то взрослее, чем отец. Эта взрослость, биография читалась в его глазах, и девятнадцатилетнюю девушку это привлекало, как муху привлекает мед.
На самом деле ей просто не повезло. Была в Санкт-Петербурге, городе столичном и потому изнеженном и гедонистичном, еще одна категория людей, которых с полным правом можно назвать настоящими мужчинами и у которых биография — в глазах. Если вы выйдете на Невский… то в недорогих заведениях можно увидеть молодых людей, одетых неприметно и скромно, но в то же время никогда не садящихся спиной к витрине и никогда, даже во время разговора меж собой или с дамами, не перестающими осматриваться. Типичные их приметы — это бутылка кваса вместо пива или безалкогольной «Балтики» и пейджер вместо мобильного телефона. Ни один профессионал не будет носить постоянно с собой мобильный, даже приобретенный на другое лицо, а пейджер позволяет безотлагательно принять сообщение в случае срочного сбора, который для этих парней может быть в любую минуту. Когда-то и я был таким же… правда, по Невскому особо не шлялся, ибо была у меня тогда дама сердца, жившая в доме с четырьмя рубежами охраны.