Отягощенные злом

Афанасьев Александр

— Если вопрос ставится так, то нужно набирать людей, которые до этого и не думали работать на госслужбе. Что-то вроде банковских кредитных инспекторов — людей, которым не привыкать проверять и видеть, что где неладно. Людей довольно высокого уровня, низкого просто купят. Обязательно молодых, но кто уже успел продвинуться и хочет продвинуться еще выше, людей с аппетитом к изменениям. Жалованье им следует предложить такое, чтобы их никто не смог перекупить. Нужно и другое…

— Что именно?

— Возможность роста. Очень быстрого роста.

— Если они будут делать дело, то будут расти в табели

так быстро, как еще никто никогда не рос.

— Не только это. На казенных заводах… да вообще на всех заводах есть товарищ управляющего по экономике, но нет товарища [63] по экономии. А если боевого поста нет — значит, и задача не выполняется. Во многих случаях, особенно на крупных заводах, для экономии потребуется постоянный надзор. С очень широкими правами. Постоянное контрассигнование документов, проверка обоснованности расходов. Товарищ по экономии…

63

Аналог слова «заместитель» в нашем мире. То есть заместитель директора по экономике.

Николай кивнул:

— Возможно. Возможно все, что не противоречит физическим законам. Ты принят. После церемонии я продиктую Высочайший указ, вечером его зарегистрирует Канцелярия. Присматривай людей и начинай подбирать помещение.

— Со стенами, крашенными корабельным суриком?

Николай усмехнулся той самой усмешкой, которая предвещала многие беды людям. В данном случае — дармоедам и казнокрадам.

— Вот именно, дружище! Вот именно.

Не иначе как нашу аудиенцию подслушали — потому что, когда вышел Государь, а за ним вышел я, от меня просто отшатнулись. Возможно, что и предположили что-то, догадались, если Его Величество изволили гневаться на воров и откатчиков, а сейчас вышли в прекраснейшем настроении — значит, решение проблемы каким-то образом найдено. А меня знали, как и мою репутацию, так что сомневаться, кто будет проводить принятые меры в жизнь, не стоило.

Николай сделал удивительное: выйдя в коридор, он остановился, провел ладонью по не слишком хорошо окрашенной стене, улыбнулся и подмигнул охране и свитским. Те ничего не поняли, но сделали важные и понимающие лица, выражающие готовность к немедленным действиям. А ведь если так рассудить — сама СЕИВК девятиэтажный особняк на окраине не так давно отгрохала, да и стены там явно не суриком крашены…

Вышли на улицу. Снег перестал, зато полил дождь. Мелкий, моросящий. Николай быстро шел вперед, к сухим докам и к сдерживаемой заводской охраной и полицейскими исправниками толпе рабочих верфи. Небо будто плакало…

Выстрел раздался как хлопушка, негромкий треск, точно игрушечного пистона. Один — и тут же еще три, один за другим, в темпе пулеметной очереди. Затем еще два. Только когда один из преображенцев — два метра, косая сажень в плечах — споткнулся и растянулся во весь рост на бетоне, все как из оцепенения вышли. Было сыро, холодно, мерзко, все продрогли, промочили ноги и думали только об этом…

— Справа вверху! — крикнул кто-то.

И мы побежали вперед…

Я шел слева

от Государя, отставая на несколько шагов, сразу за двумя казаками Императорского конвоя, охраняющими Николая. Стрелка я не видел и, к стыду своему, не понял, что происходит, пока казаки не бросились на Царя, чтобы прикрыть собой. Но так получилось, что путь вперед был свободен, и я побежал вперед, а за мной еще кто-то. Оружия у меня не было, но мне на это было плевать…

Исправники и заводская охрана просто растерялись, не зная, что делать, они не сдержали толпу, и люди бросились к своему Государю. Навстречу нам.

Меня едва не сшибли с ног — не знаю, как устоял. Лавируя, отпихиваясь от бегущих людей, мы продвигались вперед, кто-то что-то кричал. На тот момент я почему-то не воспринимал ситуацию как что-то серьезное, мне казалось, что в Николая даже не попали. Выстрелы были похожи на пистолетные, а из пистолета на большой дистанции попасть очень сложно…

Навстречу попался исправник — набухающий черным синяк под глазом, пистолет в руке. Тоже растерян и не знает, что делать. Ярванул его за рукав шинели:

— Давай за мной!

Напор толпы уже спал, под ногами хрустят пластиковые стаканчики: в ожидании Государя рабочие грелись горячим чаем. Снег и лед — на бетонных стапелях и причалах, черные громады доков. Куда бежать — непонятно. Господи… даже вертолета ведь нет.

Еще один выстрел, на сей раз совсем рядом, — и жалкий заячий вскрик, перекрещенный чьим-то могучим ревом.

— Туда!

Проскочили один из доков, перескочили наскоро сварганенную трибуну, полетели вниз — именно полетели, я упал так, что искры из глаз, на адреналине тут же вскочил. У второго дока — небольшая волнующаяся толпа, какие-то вскрики.

— Стреляй!

И едва успел отбить ствол вверх. Воистину заставь дурака богу молиться…

— В воздух, дурень!

Подбежал еще кто-то, из преображенцев и исправников, и небольшой кучкой мы бросились на толпу, расталкивая и расшвыривая ее. Среди корабелов хлюпиков нет, работа мужская, в основном архангельские мужики работают, такие, что и медведя заборют, но как-то удавалось прорываться вперед. Люди неохотно расступались…

В центре всей этой катавасии какой-то детина кого-то топтал… как казачка танцевал. Мы бросились на него вдвоем, я и исправник, детина повел плечами… как танк, право слово. Я ударил его коленом… получилось не так хорошо, но он все же обратил на нас внимание, начал поворачиваться с каким-то ворчанием.

— Стой! Стой, говорю!

Я отступил на шаг. Краем глаза заметил лежащего на бетоне, в тесном кругу рабочих, человека в толстом, теплом зимнем пальто. Кепка отброшена в сторону, лежит втоптанная в грязь.

— Не убивай! Не убивай!

Только тут я увидел, что мужик ранен, хотя ему, видимо, было все равно.

— Пахома убил… — сказал мужик.

Этого не хватало…

— Это террорист, — сказал я, — ему все равно петля. Зачем грех на душу берешь? Пускай все по закону будет.

Кожей чувствую: сейчас стоит что-то кому-то заорать — и затопчут и нас вместе с этим ублюдком. Хоть мы и не покусители ни разу — а в бетон втопчут.