Отзвук
Шрифт:
Дорога, концерты, и опять дорога…
Мы проезжали вдоль пшеничного поля, и автобус чуть не задевал колосья, потому что поле — ровное, обширное — начиналось уже от асфальта. Обочин, покрытых пыльными зарослями сорняков, не было — использовался каждый клочок земли. Казалось, все пространство до горизонта колосится.
— Какое чистое и красивое поле! — восхищался я.
— Вот так же твои предки любовались этими полями. А, может, и не поля здесь были. Но именно по этим землям они в пятом веке двигались на Запад.
— Их сюда занесло вместе с гуннами? — сообразил я.
— Браво! — похвалила она меня. — Так вот, аланы вместе с гуннами и другими варварами пошли на Рим, чтоб захватить его. Только маленькая часть
— Рабынь, — подсказал я.
— Да, и женщин, — не замечая моей иронии, подтвердила она. — Знаешь, как описал алан Аммиан Марцеллин? «У них нет шалашей, питаются они мясом и молоком, живут в кибитках с изогнутыми покрытиями из древесной коры и перевозят их по беспредельным степям. Молодежь, с раннего детства сроднившись с верховой ездой, считает позором ходить пешком…» Кстати, — прервала Эльза цитату, — и ты, наверно, хороший наездник, да?
— Конечно, — гордо заявил я. — У нас в колхозе была бурая кобыла, на ней возили воду на ферму. Я часто упрашивал возчика, и он разрешал мне брать в руки вожжи…
— Вожжи… — насмешливо протянула она. — А Марцеллин говорит: «Аланские юноши — отличные воины, высоки ростом и красивы, волосы — белокурые». А ты у меня брюнет. Нет, видимо, и у алан были черноволосые, а, может, это уже кавказское приобретение? И еще у алан счастливым считается тот, кто испускал дух в сражении, а стариков или умерших от случайных болезней они преследовали жестокими насмешками, как выродков и трусов. У них не было ни храмов, ни святилищ, даже покрытых соломой хижин, они по варварскому обычаю втыкали в землю обнаженный меч и с благоговением поклонялись ему… Так утверждает Марцеллин.
— Наш Коста тоже поклоняется мечу, — усмехнулся прислушавшийся к разговору Алан. — Благодаря танцу с кинжалами он объездил весь мир…
— Да, но ваши предки, к сожалению, часто пускали меч в ход, — сказала Эльза. — Они и с гуннами рассорились.
Я слушал ее больше из вежливости, потому что жадно глотал все книги и журналы, где что-либо говорилось о наших предках, и знал, что аланы, не желая больше быть под властью гуннов, решили идти своим путем. Да куда идти? В Причерноморье, где раньше обитали, не могли: на пути стояли гунны. Вот и пошли дальше, на Запад. Примерно по этим землям и двигались. Я представил себе, как это было. Кибитки, пыль, измученные длинной дорогой женщины, плачущие дети, больные… И повсюду сражения, битвы, стычки. Громили оказавшиеся на пути племена, жили два-три года на новом месте, потом то ли терпения не хватало, то ли тучи сгущались над головой, но срывались с места и опять — куда глаза глядят. А сейчас археологи идут по их следам и радуются каждой найденной могиле, тогда как ими был усеян весь их путь, и вряд ли думали наши предки, что громкий плач и причитания через века, через кровь аланскую передадутся потомкам и станут горькой традицией на осетинских похоронах.
— А в начале шестого века, — вместе с попутчиками вандалами аланы перешли по льду через Рейн и осели тут в Галлии. Видимо, там им понравилось — свыше сорока лет жили. И сейчас между Парижем и Орлеаном есть много населенных пунктов, названия которым дали аланы. Один так и называется — Алан, другие — Аланцианус, Аллейнес, Ле Алаинс… И здесь много сражались. Они побеждали, их побеждали… И опять — в путь. Теперь уже вместе с вандалами и севами…
— И куда? — как зачарованный, слушал Эльзу Казбек.
— Увы, не на Кавказ, — покачала головой Эльза. — Завоевывать Испанию…
В автобусе смолкла музыка. Теперь почти все слушали Эльзу.
— И завоевали?
— Да. И разделили ее между собой. Аланам достались провинции Лузитания и Картахен. Но следом за ними направились в Испанию и готы, вернее, вестготы.
— И что дальше?
— Дальше — все, — развела руками Эльза.
— Как это все? — недоумевал Казбек. — Куда же девались аланы?
— Многие хотели бы это знать, — ответила Эльза, от волнения искажая слова больше обычного. — Да исчез народ, испарился… — Она горестно покачала головой. — Увы, судьба всех алан, покинувших Причерноморье и Кавказ, одна: следы их остались только в названиях населенных пунктов, рек, могильниках, да еще, пожалуй, в нескольких десятках слов в языках обитавших рядом с ними народов. В Испании есть знаменитая Каталония, даже язык такой каталанский и расшифровывается как готт и аланский… В Северной Италии, Венгрии, Румынии, у нас в Германии, во Франции, Испании, Северной Африке от них остались лишь названия. Да еще, пожалуй, широко распространенное имя Алан, Ален…
— И все?!
В голосе Казбека прозвучало столько отчаяния и горечи, что окружившие Эльзу парни и девушки заулыбались.
— И все… — пожала плечами Эльза. — Археологи ищут следы алан, по крупицам собирают сведения, но прошло ведь сколько веков!
Аслан Георгиевич, который историю осетинского народа знал гораздо лучше нас, и даже Эльзы, произнес:
— Как это ни горько сознавать, но такой конец закономерен. Народ, который искал счастья и благополучия с мечом в руках, надеясь только на оружие, не мог выжить… Рано или поздно, его ждала гибель.
Глава семнадцатая
Города как горы: с виду схожие, а присмотришься — совершенно разные, у каждого свое лицо, ну точно, как у людей. Флоренция — раскрасавица с низким декольте; Венеция — изящная дама с ослепительным ожерельем; Неаполь — подгулявший забияка, звонко, темпераментно возглашающий о своем существовании, Рим — гордец, знающий себе цену, с естественной непринужденностью демонстрирующий величие единственного в мире города, где эпохи буквально сплющены, соседствуя рядом; Франкфурт-на-Майне — дерзающий, верящий в свое будущее и старательно прокладывающий путь к нему, очень чистоплотный подросток. И если это так, то Мюнхен — солидный и представительный господин, сумевший сохранить дух и нравы прошлого и смело приобщившийся к веяниям двадцатого века. Столица Баварии удивительным образом вписала новейшую архитектуру в древние, бюргерские кварталы островерхих, компактно, в объятиях друг друга расположенных аккуратных домиков. Взметнувшиеся в голубизну небоскребы, необыкновенная ровность линий улиц и замысловатые узлы и повороты эстакад, где один стремительный поток транспорта нигде не пересекается с другим, дисциплинированность водителей и пешеходов, не переходящих дорогу на красный свет, хотя автомобилей и справа и слева не видно, чистота, я бы сказал, домашняя чистота и аккуратность — все это поражает с первых минут пребывания в Мюнхене.
Я жадно всматривался в город, ловил каждую деталь, впитывал в себя его атмосферу, запоминал площади и улицы — ведь это мир Эльзы, моей Эльзы…
Мы бродили по Мюнхену втроем: Эльза, Алан и я. На троих у нас было два фотоаппарата: мой и Алана, и мы Щелкали и щелкали затворами, фиксируя достопримечательности города и любимые места Эльзы. Иногда она брала оба «Зенита» и снимала «двух кавказцев» на фоне замка, парка, памятника…
А потом повела нас к знаменитому стадиону, возведенному для проведения Олимпийских игр. Вокруг была равнина, а стадион свысока поглядывал на окрестности.