Озеро призраков
Шрифт:
Сидя в полусумраке за столом и допивая чай, глядя, как оранжевая полоска заката дотлевает на горизонте, Николай сказал Афанасию:
— Пока ты отсутствовал, я на озеро смотался…
— Ходил на озеро? — удивился Афанасий, вскинув глаза на приятеля. — Не вытерпел? Ну и как?
— Да ничего. Всё по-прежнему. Сундука не нашёл, — Николай рассмеялся. — Но нашёл другое.
— И что же? — Афанасий повернул к нему лицо. В полусумраке блеснули глаза.
— Сейчас покажу. — Николай встал и принёс из мансарды свою находку.
— Что это? — Афанасий взял шестигранник, повертел в руках. — Камень какой-то, — пробормотал он. — Тяжёлый. — Он без всякого интереса положил его на стол.
— И я сначала подумал, что камень, — ответил Николай, снова присаживаясь на стул. — А потом усомнился. Ты посмотри, какая у него завершённая форма — идеальный куб. И притом, мне думается, материал, из которого он состоит, в чистом виде в природе не встречается. Это нечто сделанное руками человека. Смотри, как бока отшлифованы! Ну, что скажешь? — Он внимательно посмотрел на приятеля, ожидая ответа. — Ты зря так пренебрежительно отнёсся к нему.
— Ну вот, ты сразу — что скажешь, а сам не дал мне и секунды подумать, — укоризненно ответил Афанасий, зажигая свет и поднося Николаеву находку поближе к глазам. — Кто его знает, похож на камень, а если присмотреться, вроде бы и не камень… Но тогда что, если не камень? — Он в свою очередь взглянул на Воронина.
Тот пожал плечами.
— Не знаю. Почему и спрашиваю. Я думал, что ты как человек военный, ближе знающий технику, поможешь мне ответить на этот вопрос.
— Моя техника — автомат да штурвал бэтээра, — рассмеялся Афанасий, постучав ногтем по грани камня. — А где ты его нашёл?
— В протоке, недалеко от озера.
Николай рассказал, при каких обстоятельствах нашёл камень.
— Ну и фиг с ним, — ответил Афанасий, отдавая Воронину таинственный предмет и потягиваясь. — Спать хочу до одури. Стоит голову забивать разными несущественными находками. Нам с тобою пора подумать об экспедиции на озеро, а не о каком-то найденном предмете.
— Может и так, — согласился с ним Николай, вздохнув, что не нашёл понимания у Афанасия, и положил свою находку в карман.
Больше они к этой теме не возвращались.
Убирая посуду на кухню, Николай спросил приятеля:
— Ты свои дела решил в городе?
— Считай, что решил. Оформил квартиру на дочь. Теперь я гол, как сокол. Ничего меня не обременяет. Настоящий бомж.
— Ну, это ты кончай, — упрекнул Николай за столь нелестную характеристику, данную Афанасием себе. — Ты такой же бомж, как и я. А я себя таковым не считаю. Дом у нас есть, хоть и ветхий, есть сапфир, который можно загнать, а найдём сундук — разживёмся.
— Я надеюсь, что найдём, — уверенно сказал Афанасий. — Надо найти. Столько сил потрачено на его поиски… И теперь останавливаться на полпути… Это не в моих интересах.
— И не в моих тоже, — подтвердил
Афанасий остался спать в доме, а Николай поднялся в летнюю комнату, в мансарду, куда перебрался, как только наступила тёплая погода.
Он подошёл к открытому окну и стал смотреть, как густые сумерки заливают окрестность: в их фиолетовых чернилах исчез лес за деревней, потонул луг за старым скотным двором с просевшей крышей, догнивающим под напором дождя и ветра, слились в сплошную полосу дома на улице. Только узкая бледная полоса отделяла потемневшее небо от леса в том месте, где за горизонт скатилось солнце.
Николай прикрыл створки и подошёл к тумбочке, стоявшей в изголовье кровати. Взял в руки портрет Наташи, выполненный на эмали. В последних отсветах наступавшей ночи эмаль серебристо блеснула, и ему показалось, что глаза Наташи посмотрели явственно на него, и в уголке мелькнула слезинка. Он оторопело поставил портрет на прежнее место, заметив при этом, что рука его дрогнула. Через секунду опять посмотрел на портрет жены, но ничего странного не заметил. «Кошмар какой-то, — подумалось ему. — Чего-то кажется, чего-то представляется. Так и рехнуться недолго».
Света он не стал зажигать, решив, что время позднее и пора спать. Он достал из кармана камень, подержал в руке, чтобы ощутить его тяжесть и положил под подушку. Скрипнув панцирной сеткой, не раздеваясь, прилёг на старую металлическую кровать, с облупившейся краской и потускневшими хромированными спинками.
Ему не спалось. Полежав с полчаса, он встал и открыл дверь на лестницу, чтобы спуститься к Афанасию и поболтать с ним — они часто засиживались до рассвета, разговаривая по пустякам, — но услышал храп «афганца» и решил его не беспокоить.
Он начал уже засыпать, как уловил шаги на лестнице, скорее не шаги, а ощущения шагов. «Афанасий тоже не спит, — мелькнула мысль. — Что-то хочет сказать».
Но это были не шаги Афанасия — тяжёлые, под которыми скрипели рассохшиеся половицы. Это были неторопливые шаги, лёгкие, воздушные, как полёт птичьего пёрышка, почти не слышные, скорее, ощущаемые — ни одна доска не скрипнула под ними. Так ходила жена по утрам. Бывало, он далеко за полночь работает в мастерской, а утром заспится, она встанет пораньше и хлопочет на кухне, готовя завтрак, а то принесёт ему кофе прямо в постель.
Впросонках Николай вздохнул, вспомнив те времена, и перевернулся на другой бок. Ему показалось, что его осторожно потрясли за плечо: ну совсем, как Наташа. Он открыл глаза. В полусумраке предрассветного часа увидел, что на краешке кровати сидела Наташа, только не в халатике, приоткрывавшим грудь, а в белой блузке, её любимой, и чёрной длинной юбке, словно собралась с ним выходить на улицу.
— Наташа? — произнёс Николай и удивлённо посмотрел на неё, не веря, что она рядом с ним и считая происходящее сном.