Ожерелье Атона
Шрифт:
Ирочка изумленно трогала его – вот же, рядом, некрасивый и родной, рыжие волоски у ворота расстегнутой рубашки.
– Ты разлюбил меня? У тебя кто-то есть?
Он отмахивался:
– Глупости. Что за бред?
Или говорил почти правду:
– Да кому я нужен, кроме тебя.
Его не стало. Раньше он был ее со всеми потрохами, обострившейся язвой и неполученной ролью. Так дети бегут к маме с разбитой коленкой.
Это Ирочка позже поймет – когда катишься в пропасть, не до ссадин на коленках. Все, кроме этого ,
А тогда… ну не ест, ворчит, плохо спит, пропадает. Но ведь возвращается. Ну и что, что перестала его чувствовать рядом? Если бы в сутках было сорок восемь часов, об этом можно задуматься. Но их всего двадцать четыре.
Ирочка заподозрила неладное, когда из дома стали исчезать украшения. Их было немного – обручальные кольца, перстень, пара цепочек, серьги. Пропало все сразу вместе с деревянной шкатулкой, на крышке которой неслась по белому снегу тройка лошадей.
Вася виновато прятал глаза:
– Там на цепочке замочек сломался, я отнес в мастерскую…
– Какую именно мастерскую?
Молчание.
– Со шкатулкой?
Нет ответа.
– Понимаешь, я творческая личность, мне нужен стимул, – забормотал он, сдаваясь под Ириным натиском. – Это скоро закончится, не переживай. Как только я найду работу, то «завяжу», обещаю. Ириш, ну ты же меня знаешь. Ты должна верить в меня. Я точно уверен: ты еще будешь мной гордиться.
Под капель знакомых фраз она все думала: «О чем это он? Ведь никакого запаха алкоголя, совершенно. Любовницы, говорит, нет. Так где же кольца-сережки-перстень-тройка?»
Пораженная молнией страшной догадки, Ирочка схватила Васю за запястье. Синие вены слегка проступали через чистую молочную кожу. Но обрадоваться не успела.
– Я колюсь в бедро, – объяснил он, – но ты не переживай, это скоро закончится.
Коричнево-фиолетовые точки на его ноге. Гадость жуткая, у Ирочки аж в глазах потемнело. Какой он все-таки дурак, Васька!
Можно перефразировать классика. Все несчастные семьи наркоманов несчастливы совершенно одинаково. Виноватые глаза, пропадающие вещи, обещания, капельки пота на висках, ливни пота со лба, трясущиеся руки и снова пропадающие вещи.
– Ириш, прости меня, – а в Васином голосе раскаяния не слышалось. – Если бы ты только знала, какой это удивительный мир. Ты не представляешь, как хорошо там!
Да, она не представляла и представлять не хотела. Пусть там будет все что угодно, но здесь… Вася худел, отвыкший от еды желудок буквально выворачивало наизнанку, и шприцы… он больше не прятался… Редкостная мерзость!
– Доченька, оставь его, – убеждала мать.
Отец презрительно цедил сквозь зубы:
– Вася не мужик, тряпка.
Они оба были правы. Но… Кто бы тогда ему помог?
Свечи, горящие в храме, Ирочка всегда сравнивала
Ирочка продала машину, часть мебели и бытовую технику. Вырученных денег хватило на то, чтобы поместить Васю на месяц в клинику.
– Полного выздоровления не будет, – честно предупредил врач. – Но если Василий проведет у нас хотя бы полгода, то вероятность того, что он вернется к наркотикам, станет меньше. А лучше бы ваш муж год здесь полежал.
Кроме однокомнатной квартиры, продать больше было нечего. Но как с ней расстаться – доставшейся от бабушки «сталинкой», с трехметровыми потолками и кухонным окном, уткнувшимся в листья липы?
И где потом жить?
Ирочка устала от всех этих вопросов без ответов. Устала брать больничные: сначала бронхит, ангина, потом грипп.
Последний прошел сразу же в самолете, когда она улетала в Хургаду. Эта поездка – чудом мелькнувшая на черном поле светлая полосочка!
Если бы только раздобыть денег…
– И тогда, чтобы раздобыть денег, я продал квартиру.
Ира удивленно посмотрела на Тимофея Афанасьевича. Оказывается, они оба думают о деньгах. Впрочем, не оригинально. Большинству взрослых людей эта тема не чужда.
– Я мечтал увидеть Египет, – увлеченно продолжил профессор, – это дело всей моей жизни. Но я нашел здесь то, что оказалось важнее истории. Вас, моя голубушка!
«Ох уж эта тьма египетская, теплые ночи. Даже на старых пнях пробиваются ростки», – подумала Ира. По-доброму подумала, с мягкой иронией. Тимофей Афанасьевич ей нравился. С ним хоть поговорить можно по-человечески, а рассказывает – заслушаешься… Правда, сегодня она поймала себя на мысли, что не отказалась бы от иного спутника во время ночных прогулок. Перед вызывающей сексуальностью Игоря так сложно устоять. Она бы и не устояла. Вот только парень не воспользовался ее визитом под совершенно надуманным предлогом. Вежливо, но твердо красавчик дал понять, что не нуждается в компании – во всяком случае, в ее, Ирочкиной…
– Я очень рада, что мы познакомились, – честно призналась она Тимофею Афанасьевичу.
Профессор посмотрел на нее с надеждой:
– Ирочка, голубушка, могу ли я рассчитывать?.. Что мое чувство не останется без ответа?
Она пожала плечами. Кто знает, как станут развиваться события, когда Вася вырвется из пропасти этого…
– Может быть.
Он церемонно поцеловал ей руку, и Ира смутилась.
– Тимофей Афанасьевич, я чувствую себя героиней какого-то романа.