Ожерелье императрицы
Шрифт:
Мы немного поторговались, не в смысле конечной суммы, а в смысле того, как все будет выглядеть при расчете. Ну, вдруг ящик пустой? Тогда только три сотни фунтов, и можешь всем говорить, что я лопух, ответил Умник. А вдруг ожерелье стоит дороже? Ну сходим к «нашему» ювелиру, если не хочешь верить на слово. И так далее.
– Короче, вы согласились?
– Согласился! И все прошло как по маслу. Более того, я счел, что мне несказанно повезло! Я залез в указанное окно, присутствие спящего хозяина меня ни капли не пугало, дело привычное. Стал искать сейф, но он оказался закрепленным на полу. Но я не успел
Смит, долго говоривший шепотом, закашлялся.
– Вы рассматривали ожерелье? – спросила я.
Смит отрицательно покачал головой.
– Да где там? – сказал он, окончательно прокашлявшись. – Что увидишь в свете ночника? А так… ну как Умник описал, так оно и выглядело, как мне показалось. А потом мне было не до того. Я пришел в одну гостиницу в Ист-Энде [28] , где мы и должны были встретиться. Умник меня уже поджидал, с ходу спросил: а где же ящик? Я ему говорю: на черта он тебе сдался? Вот оно, ожерелье! Он на него смотрел-смотрел, чуть на зуб не попробовал. И отчего-то, теперь-то я уж знаю отчего, сильно расстроился. А тогда я был жутко рад, что все получилось легко. Спросил про расчет, Умник сказал, что до утра денег у него не будет, так как он такие суммы с собой таскать по трущобам побоялся. Я сказал: приходи утром с деньгами – получишь ожерелье. Ну и отправился спать прямо в той же гостинице. Проспал едва не до обеда, и тут мне шепнули про убийство. Никогда так не паниковал, чуть ум не потерял от страха.
28
Ист-Энд – восточная часть Лондона, рабочий район, известный своими трущобами.
Последнюю фразу Смит произнес слишком громко и испуганно покосился в сторону адвоката.
– В жизни не помышлял, что могу оказаться связан с мокрым делом! – продолжил он уже шепотом. – Бежать – одна мысль! Но как дашь деру без гроша в кармане? Я выковырял один некрупный камешек и побежал к знакомому скупщику, я ему пару-тройку раз кой-какие побрякушки сдавал. Он, похоже, даже пытался мне сигнал подать, что у него неладно, да я в запале ничего не понял. Едва выложил камень на стол, меня и повязали.
– А Огюст Лемье сейчас скрывается где-нибудь далеко-далеко, – задумчиво произнесла я.
– Эх, раз уж начал, скажу еще кое-что. Уж этого никто не знает. То есть здесь, в Лондоне, не знает. Я год назад был во Франции, в Ницце. Долго рассказывать, что да чего да как получилось, но есть у меня приятель-француз. Не уголовник, но и его профессия полицию очень интересует. Получил он огромные деньги и позвал меня к теплому морю кутить! Там я увидел Умника, а приятель сказал, что у того там пара схронов организована, что он в Ницце отсиживается, если запахло жареным. Держит это в тайне, с местными общается редко, дел там никаких старается не иметь. Но только шило в мешке не утаить, и кое-кто про это знает.
– А ваш приятель, чем он все же занимается?
– Да он вам ничем не поможет, в тюрьме он.
– И все же?
– Финансовыми операциями. Ценности же не всегда в виде денег или драгоценностей
– Понятно.
– Я после еще кое-что узнал, что подтверждает это, ну что Умник обычно в Ницце прячется. Вот и все, что могу сказать.
Я уточнила некоторые детали, спросила о привычках Умника.
– Привычки? А ведь есть у него привычки! Шоколад любит, чуть не постоянно его грызть готов. И только бельгийский, и никакой другой.
– Хорошо. Последний вопрос. Вам разрешается в тюрьме иметь деньги?
– Да.
– Тогда возьмите эти десять фунтов. Берите, берите. Я ведь в самом деле жульничала, а в честной схватке, как бы ни старалась, проиграла бы вам, значит, выигрыш ваш. А еще я вам обещаю, что если сумею отыскать вашего бельгийского компаньона, то не стану играть с ним честно, буду жульничать везде, где смогу, чтобы заставить его чем-нибудь себя выдать.
– И все равно будьте осторожны. Зря я вам все это рассказал, но уж больно мне расхотелось быть повешенным.
– И правильно расхотелось. Вот еще что. Ваш адвокат, хоть и молод и может порой выглядеть несолидно, но весьма неплох в своем деле. И честен. Во всяком случае, пока его не испортили. Вы уж с ним сотрудничайте. Ведь даже когда удастся доказать, что к смерти графа Никитина вы не имеете никакого отношения, вас же все равно станут судить за кражу.
– За грабеж, – вздохнул Смит.
– Тем более. И стоит заранее подумать, как получить срок поменьше.
– Эх, зря я все же позволил Лиз нанимать адвоката. Хватило бы и того защитника, которого назначают, если нет денег.
– Можно подумать, она бы вас послушала!
– Вот это верно. Она такая! Самостоятельная.
– Она приходила к вам на свидание?
– Ни в коем случае. Мы сумели обменяться записками. Но кто нам с этим помог, я вам не скажу. Уж этот человек действительно ни при чем.
– И не надо говорить, – успокоила я своего собеседника и продолжила в полный голос: – Все, мне пора идти, да и ваш крючкотвор, как вы его зовете, уже показывает на часы. До свидания.
– Спасибо вам, мисс.
– Пока рано говорить спасибо.
Тут я решила не затягивать свидание дальше, решительно встала и направилась к выходу.
– Мисс! Вы шляпку забыли.
Пришлось вернуться.
– Она вам очень идет.
Эх, вот когда этот человек улыбается, он и на преступника совсем не похож. Он вообще мало похож на преступника, хотя наказание заслужил. Но наказание только за свершенное им преступление, но никак не за чужое.
28
Мистер Арчибальд Уиллис вызвал охрану, арестованного увели, да и мы отправились на волю.
– Не ожидал, что вам его удастся разговорить. А уж какими приемами вы для этого воспользуетесь, и вообразить не мог.
– Мерси, мистер Уиллис.
– Можно вас попросить называть меня Арчи?
– Просить можно, – уклончиво ответила я.
– А то я стану обращаться к вам «ваша светлость».
– Это шантаж?
– Да!
– А до этого вы выглядели настоящим джентльменом, Арчи!
Арчи Уиллис улыбнулся довольно-довольно.
– Полагаю, что мой подзащитный взял с вас слово не передавать сказанное им ни полиции, ни крючкотвору-адвокату?