Ожерелье императрицы
Шрифт:
– Ой!
Вблизи этот закоренелый преступник – никак иначе, так ловко лазать по карманам может только очень опытный вор – оказался совсем молоденьким, может, на год старше нас с Петей. И довольно тщедушным, хоть и был выше весьма рослого Петра Александровича почти на полголовы. Похоже, он предпринял пару попыток освободить свою руку от захвата, а то с чего бы его «Ой!» дважды прозвучало громче и натуральнее остальных всхлипываний. Поднявшись на берег, Петя отконвоировал пойманного с поличным карманника в сторонку.
– Скажите, месье, чем вас так привлек вот этот блокнот? – сурово спросила я, показывая Петину записную книжку.
– Да ничем он меня не привлек! – стал отнекиваться вор. – Я даже не знал, что это блокнот.
– Последнему
– Вы о чем, мадемуазель?!
– Петя!
– Ой! Он у меня в кармане. Отогните правую полу, там специальный карман.
– Очень хорошо. А где же второй?
– Нет никакого второго. Один только и успел слямзить.
– Петя!
– Не надо! Он с другой стороны, там тоже карман.
На всякий случай Петя незаметно, будто помогал отряхнуться, потрогал одежду своего пленника со всех возможных сторон.
– Кажется, всего два и успел украсть! – сказал он. – Ну что, сдадим его полиции?
– Не надо меня сдавать полиции. Я больше не буду!
– Ох и сомневаюсь я. Но… Месье, так и быть, ступайте подобру-поздорову, но чтобы никаких краж!
– Да ни в жисть!
Едва Петя отпустил его руку, как он буквально умчался подальше от нас, забыв про болевшую ногу, и юркнул в какой-то вовсе не предназначенный для прохода пассажиров узкий проход между штабелями ящиков. Успев, между прочим, по пути запустить руку в карман упитанного толстяка в сером сюртуке.
– Надо было его полиции сдать! – вздохнул Петя, увидев такое безобразие.
– Надо было, – согласилась я. – Но пришлось бы объясняться с родителями.
– С добычей как поступим?
– Вот это портмоне он украл у того джентльмена в цилиндре. Второго нигде не видно, да я его и не запомнила. Давайте я портмоне отдам хозяину, а вы второй бумажник передайте полицейскому. А то он от безделья скоро челюсти вывихнет.
Действительно, стоящий неподалеку полицейский зевал самым отчаянным образом, и мои опасения могли в любой момент оправдаться.
– Тоже правильно, пусть делом займется, а то воры совершенно безнаказанно воруют, а он стоит и зевает! – засмеялся Петя.
32
– Ну отчего его так неправильно назвали?
– Вы, Петя, о чем?
– О Лазурном Береге.
– И что вас не устраивает? Красивое название и верное.
– Да где же верное? Берег у нас какой? Серый, каменистый, галькой усыпанный. Это море здесь лазурное, а вовсе не берег!
– Море здесь Средиземное, а берег – Лазурный! Оттого что прибрежная вода только здесь имеет такой оттенок!
Так болтать ни о чем и препираться без повода, шутки ради, мы могли бесконечно. Прогулка по Английской набережной [42] весьма к тому располагала. Она хоть и именовалась Английской, но русская речь здесь слышалась много чаще. Ну и французская, само собой, была слышна повсюду, хотя чаще опять же с русским акцентом. Отчего-то наши соотечественники очень часто пытались делать вид, что они местные жители, но удавалось это им из рук вон плохо. Я уж не говорю про произношение. Французский ныне не так моден, как сто лет тому назад, и многие начинали вспоминать этот язык, лишь оказавшись здесь, во Франции.
42
Английская набережная, или, как ее называют французы, Promenade des Anglais, – живописная набережная в Ницце.
– Петя, вот кстати, – сказала я, хотя Петя мыслей моих не слышал, и для него это не было «кстати», – пойдите и заговорите вон с тем господином. Уверена, что он как раз самый настоящий француз.
– Ну, Даша!
– Вам нужно подтянуть ваш французский. А как вы это сделаете,
– И о чем же мне с ним беседовать? – уныло спросил Петя, понимая, что я от него не отстану.
– Да хотя бы спросите, как пройти к кафедральному собору.
– Да мы же там были, и я дорогу хорошо запомнил…
– Все равно спросите. После поинтересуйтесь, приезжий он или проживает здесь, и в любом случае похвалите город и Лазурный Берег.
– А если я не припомню нужное слово?
– Выкручивайтесь! Все! Вперед!
Но вперед Петя шагнуть не успел, потому что с господином в канотье [43] и легком костюме приятного, но непривычного бледно-зеленого оттенка начала происходить некая история.
Мы с Петей прогуливались в самой восточной части променада [44] и шли по дорожке, обрамляющей пляж бухты Ангелов. Также вдоль всего пляжа тянулась проезжая дорога, по которой изредка проезжали открытые экипажи и нередко велосипедисты. А по ту сторону проезжей дороги снова располагался тротуар для пешеходов, вот по нему и шагал очень неспешно этот забавный зелененький человечек, весь из себя кругленький – вот толстеньким его не назовешь, именно что кругленький, оттого что весь округлый вплоть до пальцев, – и постукивал по плитам тротуара легкой тростью. Что-то под ногами привлекло его внимание, он нервно огляделся по сторонам и поднял находку. Но не успел ее спрятать – его как раз догнал другой прохожий, более похожий на бродягу, чем на приличного человека. Догнал, досадно развел руками и завел разговор. О чем они беседовали, слышно нам не было, а вот когда к ним присоединился третий, несомненно, весьма приличный мужчина в соответствующей одежде, разговор почти мигом перешел на крик.
43
Канотье – французская соломенная шляпа жесткой формы с цилиндрической тульей и прямыми полями.
44
Променад (фр. promenade) – прогулка по городу или место для прогулок в больших городах.
– Вы еще извольте доказать, что бумажник ваш! – кричал зелененький в канотье.
– Это зачем же мне доказывать, что мое это мое! – не менее громко вещал вновь прибывший. – Я вот сейчас проверю, все ли цело, а то и в полицию могу вас препроводить!
К ним присоединились несколько зевак, судя по всему, один держал сторону нашедшего, но большинство склонялись к мнению, что сделавший столь удачную находку – жулик, и требовали отправить его в полицию.
– Даша, а я догадываюсь, что тут происходит. Помните, я вам из нашей старой газеты читал, а вы сказали, что и в Москве про то же самое когда-то писали.
Я кивнула. Газеты писали про «изобретение» харьковских аферистов, которые подбрасывали на дорогу «набитые деньгами» кошельки, портфели с ценными бумагами, иногда драгоценности. Счастливый обладатель столь удивительной находки тут же встречался с ее «законным владельцем», разгорался скандал, «счастливца» обвиняли в краже и требовали доставить в полицию. Тот добровольно соглашался на обыск, дабы доказать, что ничего он не присвоил, а что при обыске исчезали его собственные деньги, часы и все, что было в карманах, замечал чаще всего, когда выяснялось, что ему нечем расплатиться с извозчиком. С такими «номерами» харьковчане выступали не только в Харькове, но гастролировали и по Москве, и по Петербургу, и по другим городам. Ну и другие жулики из других городов мигом переняли этот фокус. А судя по тому ужасному французскому, что звучал сейчас по большей части, то эти наши милые сограждане и сюда добрались.