Ожерелье королевы
Шрифт:
Жанна, ее ласки и дружба — все это было только намеком на жизнь; а Босир и деньги — сама жизнь.
Подводя итог своим рассуждениям, Жанна решила поговорить с Николь о том, что совершенно необходимо уничтожить доказательства преступного обмана, имевшего место в Версальском парке.
Настала ночь, Олива сошла вниз. Жанна ждала ее у калитки. Они вдвоем пошли по улице Сен-Клод до пустынного бульвара, где нашли свою карету, которая, чтобы не мешать им разговаривать, поехала шагом по дороге, ведущей кружным путем в Венсен.
Николь переоделась в простое платье и шляпу с широкими полями, а Жанна была наряжена гризеткой; никто не мог бы их узнать. Кроме того, для этого надо было бы заглянуть в карету, на что имела право только полиция. Но пока полицию ничто не встревожило.
К тому же карета была не простая; на ее дверцах красовался герб Валуа — внушающий уважение часовой, чей запрет не посмел бы нарушить самый дерзкий агент.
Олива начала с того, что осыпала Жанну поцелуями, которые та ей с лихвой вернула.
— Ах, как я скучала, — воскликнула Олива, — я вас искала, звала…
— Я не имела возможности, мой дружок, видеться с вами; я могла этим и себя и вас подвергнуть слишком большой опасности.
— Как так? — спросила с удивлением Николь.
— Страшной опасности, моя милая; я до сих пор дрожу, думаю о ней.
— О, расскажите скорее!
— Ведь вы здесь очень скучаете?
— Увы, да.
— И ради развлечения захотели выходить из дому?
— В чем вы мне так дружески помогли.
— Я говорила вам о придворном, что ведает королевским буфетом, — немножко помешанном, но очень любезном человеке, влюбленном в королеву, на которую вы немного похожи.
— Да, я знаю.
— Я имела слабость предложить вам невинное развлечение: подшутить над бедным малым, одурачить его, заставив его поверить, что королева увлечена им.
— Увы, да, — прошептала Олива.
— Не буду напоминать вам о двух первых ночных прогулках в версальском парке в обществе этого бедного молодого человека.
Олива снова вздохнула.
— О тех двух ночах, когда вы так хорошо сыграли свою маленькую роль, что наш влюбленный принял все дело всерьез.
— Быть может, это было дурно, — проговорила Олива, — ведь мы в самом деле его обманывали, а он того не заслуживает, этот очаровательный кавалер.
— Не правда ли?
— О да!
— Но подождите, беда еще не в том. Дать ему розу, допустить титуловать вас «ваше величество» и дать целовать ваши руки — это еще ничтожная забава… Но… моя милая Олива, оказывается, что это далеко не все.
Олива покраснела так сильно, что, если бы не ночь, Жанна заметила бы это. Правда, она, как умная женщина, смотрела на дорогу, а не на свою спутницу.
— Как?.. — пролепетала Николь. — Почему… не все?
— Было и третье свидание, — сказала Жанна.
— Да, — нерешительно проговорила Олива, — вы это знаете, так как были при нем.
— Извините, милый друг, я, как всегда, стояла в отдалении, сторожила вас или делала вид, что сторожу, для того чтобы придать более правдоподобия разыгрываемой вами роли. Поэтому я не видела и не слышала, что произошло в этом гроте. Я знаю только то, что вы мне рассказали. А вы на обратном пути сказали мне, что вы гуляли, разговаривали и что игра в розы и поцелуи ручек шла своим чередом. Я верю всему, что мне говорят, дружочек мой.
— Да, но… — вся дрожа, начала Олива.
— Так вот, прелесть моя, по-видимому, наш безумец хвастается, что получил от мнимой королевы больше, чем было в действительности.
— Что?
— По-видимому, он, опьяненный, одурманенный, потерявший голову, хвалился, будто получил от королевы неоспоримое доказательство разделенной любви. Несчастный малый положительно помешан.
— Боже мой! Боже мой! — прошептала Олива.
— Он помешан, во-первых, потому, что лжет, не правда ли? — спросила Жанна.
— Конечно… — прошептала Олива.
— Ведь вы, милая моя, конечно, не захотели бы подвергать себя такой страшной опасности, не сообщив мне о том.
Олива вздрогнула с головы до ног.
— Правдоподобно ли, — продолжала ее безжалостная подруга, — чтобы вы, любя господина Босира и будучи моим другом, чтобы вы, отвергая ухаживания господина графа де Калиостро, уступили капризу и дали этому сумасшедшему право… говорить?.. Нет, он потерял голову, я стою на своем.
— Но, — воскликнула Николь, — в чем же заключается опасность? Говорите!
— Вот в чем: мы имеем дело с сумасшедшим, то есть с человеком, который ничего не боится и ничего не щадит. Пока дело шло о подаренной розе или о поцелуе руки — это было ничего: у королевы есть розы в парке, и руку ей может поцеловать любой подданный… Но если правда, что на третьем свидании… Ах, милое дитя, с тех пор как у меня появилась эта мысль, мне не до смеха.
Олива от волнения конвульсивно стиснула зубы.
— Что же тогда случится, мой добрый друг? — спросила она.
— Случится вот что. Прежде всего, вы не королева, по крайней мере, насколько мне известно.
— Нет.
— И присвоили себе сан ее величества, чтобы сыграть… такого рода легкомысленную шутку…
— И что же?
— Что же? Это называется оскорблением величества. А такое обвинение заводит людей очень далеко.
Олива закрыла лицо руками.
— Впрочем, — продолжала Жанна, — так как вы не делали того, чем он хвастается, то вам достаточно будет доказать это. А первые два легкомысленных поступка влекут за собой наказание: тюремное заключение от двух до четырех лет и ссылку.