Ожерелье королевы
Шрифт:
— Возьмите это.
— Нет, но я вас люблю!
— Значит, заплатит господин де Роган? Подумайте, ваше величество, это уже не великодушие с вашей стороны, а жестокость, которая меня убивает… Вы принимаете от кардинала?..
— Я? Полноте, господин де Шарни. Я королева, и если дарю своим подданным любовь или состояние, то сама никогда ничего не принимаю.
— Что же вы будете делать?
— Вы сами укажете мне, как я должна поступить. Что, по-вашему, думает об этом господин де Роган?
— Он думает, что вы его любовница.
— Вы жестоки, Оливье…
— Я говорю так, как говорят перед лицом смерти.
— А что, по-вашему, думают ювелиры?
— Что, так как королева не может заплатить, то господин де Роган заплатит за нее.
— А что, по-вашему, думают в обществе об этом ожерелье?
— Что оно у вас, что вы его спрятали, что вы в этом сознаетесь только тогда, когда за него будет заплачено либо кардиналом из любви к вам, либо королем из боязни скандала.
— Хорошо. Ну, а вы, Шарни… Теперь я смотрю вам прямо в глаза и спрашиваю: что думаете вы о виденном ночью в версальском парке?
— Я думаю, ваше величество, что вам надо доказать мне вашу невинность, — решительно и с достоинством ответил Шарни.
— Принц Луи, кардинал де Роган, великий раздаватель милостыни Франции! — произнес придверник в коридоре.
— Он! — прошептал Шарни.
— Ваше желание исполняется, — сказала королева.
— Вы его примете?
— Я собиралась послать за ним.
— Но я…
— Войдите в мой будуар и оставьте дверь приотворенной, чтобы лучше слышать.
— Ваше величество…
— Идите скорее, вот кардинал.
Она толкнула г-на де Шарни в указанную ею комнату, прикрыла дверь, как нужно, и велела просить кардинала.
Господин де Роган показался на пороге комнаты. Он был великолепен в своем священническом облачении. За ним, на некотором расстоянии, стояла его многочисленная свита в не менее великолепных одеяниях.
Среди этих склонившихся в поклоне людей можно было заметить Бёмера и Боссанжа, чувствовавших себя несколько неловко в парадных платьях.
Королева пошла навстречу кардиналу с подобием улыбки, которая быстро исчезла с ее уст.
Луи де Роган был серьезен, даже печален. Это было спокойствие мужественного человека, идущего в бой, неуловимая угроза пастыря, которому быть может, придется прощать чужой грех.
Королева указала на табурет; кардинал остался стоять.
— Ваше величество, — сказал он, поклонившись королеве с заметной дрожью, — мне надо было поговорить с вами о многих важных вещах, но вы задались целью избегать моего присутствия.
— Я?! — сказала королева. — Я не только не избегаю вас, но только что собиралась послать за вами.
Кардинал бросил взгляд на дверь в будуар.
— Одни ли мы с вашим величеством? — тихо спросил он. — Имею ли я право говорить свободно?
— Совершенно свободно, господин кардинал, не стесняйтесь, мы одни.
Она произнесла это твердым голосом, желая, чтобы эти слова были расслышаны Шарни, спрятанным в соседней комнате. Она наслаждалась и гордилась своею смелостью и радовалась, что после первых же слов ее разговора с кардиналом у внимательно слушавшего Шарни должна явиться полная уверенность в ее невиновности.
Кардинал решился. Он придвинул свой табурет к креслу королевы, чтобы находиться возможно дальше от двустворчатой двери.
— Сколько предосторожностей! — сказала королева, притворяясь веселой.
— Дело в том… — начал кардинал.
— В чем? — спросила королева.
— Король не придет? — спросил г-н де Роган.
— Не бойтесь ни короля, ни кого другого.
— О, я боюсь вас, — сказал кардинал взволнованно.
— Тем более нет оснований опасаться: я не особенно страшна вам. Скажите все в немногих словах, громко и понятно; я люблю откровенность, и если вы будете меня щадить, то я подумаю, что вы непорядочный человек. О, без жестов, пожалуйста… Мне сказали, что вы имеете что-то против меня? Говорите, я люблю войну: во мне течет кровь, не знающая страха. В вас также, я это знаю. В чем вы хотите меня упрекнуть?
Кардинал вздохнул и встал, точно желая полнее вдохнуть воздух этой комнаты. Затем, совладав со своим волнением, он заговорил.
XX
ОБЪЯСНЕНИЕ
Мы сказали, что наконец королева и кардинал встретились лицом к лицу. Из будуара Шарни мог слышать малейшее слово их разговора, и столь нетерпеливо ожидаемое обеими сторонами объяснение должно было состояться.
— Ваше величество, — с поклоном сказал кардинал, — вы знаете, что происходит вокруг нашего ожерелья?
— Нет, сударь, не знаю и очень рада буду узнать это от вас.
— Почему ваше величество столько времени вынуждаете меня общаться с вами только через посланников? Почему, если вы имеете причину меня ненавидеть, вы не выскажете мне ее и не объясните сами?
— Я не знаю, что вы хотите сказать, господин кардинал, и у меня нет никакой причины ненавидеть вас… Но мне кажется, это не относится к сути нашего разговора. Соблаговолите дать мне какие-нибудь достоверные сведения об этом злосчастном ожерелье и прежде всего скажите, где госпожа де Ламотт.
— Я хотел об этом спросить ваше величество.
— Извините, но если кто-либо может знать, где находится госпожа де Ламотт, то это, по-моему, только вы.
— Я, ваше величество? На каком основании?
— О, я здесь не для того, чтобы исповедовать вас, господин кардинал; мне надо было поговорить с госпожой де Ламотт, я посылала раз десять на дом к ней — она не дает никакого ответа. Сознайтесь, что это исчезновение очень странно.
— Я тоже удивляюсь этому исчезновению, потому что просил госпожу де Ламотт приехать ко мне и не получил ответа, как и ваше величество.