Ожерелье королевы
Шрифт:
— В три срока, по пятьсот тысяч ливров, господин Бёмер. Это будет для вас предлогом совершить интересное путешествие.
— В Лиссабон?
— А почему бы нет? Получение в трехмесячный срок полутора миллионов, кажется, стоит того, чтобы из-за этого побеспокоиться?
— О, конечно, но…
— К тому же вы поедете за счет посольства, и я или господин правитель канцелярии будем сопровождать вас.
— Я повезу бриллианты?
— Конечно, если вы не предпочитаете послать отсюда чеки и отправить в Португалию бриллианты без вас.
— Я не знаю… Я… полагаю, что путешествие будет не лишним… и…
— Я такого же мнения, — сказал Босир. — Купчая будет подписана здесь. Вы получите сто тысяч ливров наличными, подпишете, что продажа состоялась, и отвезете бриллианты ее величеству. Кто ваш корреспондент?
— Братья Нуньес-Бальбоа.
Дон Мануэл поднял голову.
— Это и мои банкиры, — сказал он с улыбкой.
— Это и банкиры его превосходительства, — также с улыбкой повторил Босир.
Бёмер просиял, на челе его не осталось ни облачка, и он поклонился, как бы в знак признательности и своего намерения удалиться.
Но тотчас же какая-то внезапно мелькнувшая мысль заставила его вернуться.
— Что такое? — спросил встревоженный Босир.
— Значит, вы дали слово? — спросил Бёмер.
— Да.
— Кроме как…
— Кроме как в случае несогласия господина Боссанжа; мы ведь уже решили это.
— И кроме еще одного случая, — прибавил Бёмер.
— А!
— Это деликатный пункт, сударь, и надеюсь, что честь Португалии слишком высокое понятие, чтобы его превосходительство не понял меня.
— Что за подходы? К делу!
— Вот в чем оно заключается. Ожерелье это было предложено ее величеству французской королеве.
— Которая отказалась от него. Дальше?
— Мы не можем согласиться, чтобы это ожерелье навсегда ушло из пределов Франции, пока не предупредим об этом королеву… Уважение и даже лояльность требуют, чтобы мы отдали предпочтение ее величеству королеве.
— Это справедливо, — с достоинством сказал дон Мануэл. — Я желал бы слышать от португальского купца те слова, которые слышу от господина Бёмера.
— Я очень счастлив и горд одобрением, которым меня удостоил его превосходительство. Итак, торг состоится при двух условиях: одобрение сделки Боссанжем и главное — окончательный отказ ее величества французской королевы. Я прошу у вас для этого трехдневный срок.
— А с нашей стороны условия таковы, — сказал Босир, — сто тысяч ливров наличными и три чека по пятьсот тысяч ливров в ваши руки. Вы передадите шкатулку с бриллиантами господину правителю канцелярии посольства или мне — словом, тому, кто будет сопровождать вас в Лиссабон к господам братьям Нуньес-Бальбе. Полная уплата в течение трех месяцев. Путевых издержек у вас никаких.
— Да, монсеньер, да, сударь, — сказал Бёмер, откланиваясь.
— Подождите! — произнес по-португальски дон Мануэл.
— Что такое? — спросил, возвращаясь, в свою очередь встревоженный Бёмер.
— В качестве премии, — сказал посол, — перстень в тысячу пистолей моему секретарю или правителю канцелярии — словом, вашему спутнику, господин ювелир.
— Это совершенно справедливо, — пробормотал Бёмер, — я уже мысленно учел этот расход, монсеньер.
И дон Мануэл отпустил ювелира величественным жестом вельможи.
Сообщники остались одни.
— Потрудитесь объяснить мне, — обратился с некоторым раздражением дон Мануэл к Босиру, — что за чертова идея у вас явилась не требовать, чтобы он передал нам бриллианты здесь? Путешествие в Португалию! Уж не сошли ли вы с ума? Разве нельзя было вручить деньги этим ювелирам и взамен взять их ожерелье?
— Вы принимаете слишком всерьез вашу роль посла, — отвечал Босир. — Вы еще не совсем господин да Суза для господина Бёмера.
— Полноте! Разве он стал бы вести переговоры, будь у него какие-либо подозрения?
— Согласен. Он не стал бы вести переговоры, возможно. Но каждый человек, имеющий полтора миллиона ливров, считает себя выше всех королей и всех послов в мире. Любой человек, обменивающий полтора миллиона ливров на клочки бумаги, желает знать, стоят ли чего-нибудь эти бумажки.
— Значит, вы поедете в Португалию? Не зная португальского языка! Я вам говорю, что вы с ума сошли.
— Нисколько. Вы поедете сами.
— О нет! — воскликнул дон Мануэл. — У меня есть слишком веские причины не возвращаться в Португалию. Нет, нет!
— Я говорю вам, что Бёмер никогда не отдаст свои бриллианты в обмен на бумажки.
— Бумаги за подписью да Суза!
— Ну вот, я говорю ведь, что он считает себя да Суза! — воскликнул Босир, всплеснув руками.
— Я лучше готов примириться с тем, чтобы дело сорвалось, — повторил дон Мануэл.
— Ни за что на свете! Идите сюда, господин командор, — обратился Босир к камердинеру, показавшемуся на пороге комнаты. — Ведь вы знаете, в чем дело, не так ли?
— Да.
— Вы слышали, что я говорил?
— Конечно.
— Прекрасно. Полагаете ли вы, что я сделал глупость?
— Я полагаю, что вы сто тысяч раз правы.
— А почему?
— Вот почему. Господин Бёмер никогда не перестал бы наблюдать за посольством и самим послом.
— Так что же? — спросил дон Мануэл.
— А то, что, имея в руках деньги и бриллианты, господин Бёмер совершенно отбросит в сторону все подозрения. Он спокойно поедет в Португалию.
— Мы не поедем так далеко, господин посол, — сказал камердинер. — Не правда ли, шевалье де Босир?