Ожерелье королевы
Шрифт:
– В чем же?
– В том, что королева, хоть и отказалась от ожерелья, безумно жаждет иметь его.
– Дорогая моя, все это ваши выдумки. Поверьте мне, у королевы при всех ее недостатках есть одно великое достоинство.
– Какое?
– Она бескорыстна! Она равнодушна к золоту, серебру, к драгоценным камням. Она ценит минералы по их качествам, и для нее цветок, приколотый к корсажу, равноценен бриллиантам в ушах.
– Я вовсе не спорю. Но только сейчас я утверждаю, что она умирает от желания повесить на шею шесть десятков бриллиантов.
– Докажите
– Нет ничего проще: я недавно видела ожерелье.
Вы?
И не только видела, но и держала в руках.
– Где?
– Все там же, в Версале.
В Версале?
– Да, когда ювелиры принесли его, чтобы попытаться в последний раз соблазнить королеву.
– Да, оно прекрасно.
– Оно великолепно.
– Значит, как истинная женщина вы понимаете, какие мысли пробуждает это ожерелье.
– Я даже понимаю, что из-за него можно потерять аппетит и сон.
– Какая жалость, что у меня нет корабля, чтобы отдать его королю!
– Корабля?
– Да. Король взамен дал бы мне ожерелье, а как только я получил бы его, вы смогли бы спокойно есть и спать.
– Вы смеетесь?
– Клянусь вам.
– В таком случае я скажу вам кое-что, чем вы будете изрядно удивлены.
– Ну, скажите.
– Я не взяла бы это ожерелье.
– Тем лучше, графиня, потому что я все равно не смог бы вам его подарить.
– Увы, этого не можете ни вы, ни кто другой, что прекрасно понимает королева, и оттого она так жаждет его иметь.
– Но повторяю, король предлагал ей это ожерелье.
Жанна сделала неуловимый жест, словно говорящий о том, как ей надоело все это выслушивать.
– А я, – объявила она, – говорю вам, что женщины, как правило, любят, когда подарки им делают люди, не принуждающие принимать их.
Кардинал внимательно посмотрел на Жанну.
– Я не вполне понимаю, – сказал он.
– Вот и отлично, и вообще довольно об этом. Что вам, в конце концов, до этого ожерелья, коль вам его никогда не иметь?
– О, будь я королем, а вы королевой, я принудил бы вас принять его.
– Ну что ж, хоть вы и не король, принудьте королеву принять его и посмотрите, будет ли она гневаться на такое принуждение.
Кардинал вновь взглянул на Жанну.
– А вы уверены, что не ошибаетесь? – спросил он. – Королеве и впрямь хочется иметь его?
– Безумно хочется. Послушайте, дорогой принц, вы мне говорили, или я слышала от кого-то другого, что вы не огорчились бы, если бы стали министром?
– Вполне возможно, графиня, что я говорил это.
– В таком случае, дорогой принц, побьемся об заклад…
– На какой предмет?
– Что королева назначит министром человека, который устроит так, что через неделю это колье будет лежать на ее туалете.
– О, графиня.
– Я сказала то, что думаю. Или вы предпочитаете, чтобы я не высказывала вслух свои мысли?
– Ни в коем случае!
– Впрочем, сказанное мной к вам не имеет ни малейшего отношения. Вы ведь, ясное дело, не швырнете полтора миллиона ради королевского каприза, ей-ей, это была бы слишком дорогая плата за министерский портфель, которого вы достойны и который получите даром. Так что считайте все, что я тут наговорила, глупой болтовней. Я ведь словно попугай: меня выставили на солнце, оно ослепило меня, и вот я все твержу, что мне жарко. Ах, монсеньор, знали бы вы только, какое это тяжкое испытание для бедной провинциалки – такой вот счастливый день! Чтобы смотреть, не жмурясь, на ослепительное сияние, нужно быть, как вы, орлом.
Кардинал мечтательно задумался.
– Я понимаю, – промолвила Жанна, – теперь вы худо обо мне думаете, считаете меня настолько вульгарной и ничтожной, что даже не удостаиваете разговором.
– С чего вы взяли?
– Я осмелилась судить о королеве.
– Графиня!
– Ну что вы хотите? Я решила, что ей хочется иметь это ожерелье, потому что, глядя на него, она вздохнула. Будь я на ее месте, мне страшно хотелось бы получить его. Так что извините мою слабость.
– Вы восхитительная женщина, графиня. В вас невероятным образом сочетаются, как вы выразились, слабость или, вернее, мягкость сердца и сила ума. В иные моменты в вас настолько мало от женщины, что я просто пугаюсь. Но зато в другие вы так прелестны, что я благословляю за это небо и благословляю вас.
И галантный кардинал подкрепил комплимент поцелуем.
– Ладно, не будем больше об этом, – сказал он.
«Не будем так не будем, – подумала Жанна, – но, похоже, рыбка клюнула».
Однако, сказав «не будем больше об этом», кардинал тут же вернулся к этой теме:
– И вы считаете, что это Бемер приходил?
– Вместе с Босанжем, – с самым невинным видом уточнила Жанна.
– Босанж… постойте, – словно припоминая, проговорил кардинал. – Босанж… Это, кажется, его компаньон?
– Да, высокий, худой.
– Точно, он.
– А где он живет?
– То ли на набережной Феррайль, то ли на набережной Эколь, точно не знаю, во всяком случае, где-то неподалеку от Нового моста.
– Вы правы, у Нового моста. Проезжая там в карете, я заметила эту фамилию над одной из дверей.
«Однако, – подумала Жанна, – рыбка все глубже и глубже заглатывает крючок».
Жанна не ошиблась: крючок был проглочен, и весьма основательно.
Словом, на следующее утро, покинув домик в Сент-Антуане – ком предместье, кардинал велел везти себя прямиком к г-ну Бемеру.
Он собирался сохранить инкогнито, но Бемер и Босанж все-таки были придворными ювелирами и, едва он заговорил, стали обращаться к нему «ваше высокопреосвященство».
– Да, вы правы, титулуя меня, – сказал им кардинал, – но, уж коль скоро вы меня узнали, постарайтесь хотя бы, чтобы не узнали другие.
– Ваше высокопреосвященство может быть спокойно. Мы ждем приказов вашего высокопреосвященства.
– Я приехал к вам купить бриллиантовое ожерелье, которое вы вчера демонстрировали королеве.