Ожерелье королевы
Шрифт:
– Мы в полном отчаянии, но ваше высокопреосвященство пришли слишком поздно.
– Как так?
– Оно продано.
– Это невозможно. Еще вчера вы его вновь предлагали ее величеству.
– Которая опять отказалась, монсеньор, отчего в силе осталась прежняя сделка.
И с кем же она заключена? – поинтересовался кардинал.
– Это тайна, монсеньор.
– Слишком много тайн, господин Бемер.
И кардинал встал.
– Но, ваше высокопреосвященство…
– Я-то думал, сударь, – не дал ему закончить кардинал, – что ювелир французской
– Монсеньору все известно! – воскликнул ювелир.
– А что вы нашли в этом удивительного?
– Но если монсеньору все известно, то, значит, только от королевы.
– И что из того? – бросил г-н де Роган, не отрицая предположения, польстившего его тщеславию.
– Но, монсеньор, это многое меняет.
– Объяснитесь, я не понял вас.
– Ваше высокопреосвященство, вы позволите мне говорить с вами со всей откровенностью?
– Говорите.
– Ну так вот, королева хочет иметь наше ожерелье.
– Вы так думаете?
– Мы совершенно уверены.
– Почему же тогда она не купила его?
– Потому что она отказалась принять его от короля, а перемена этого решения, которое принесло ей столько восхвалений, значила бы, что она уступила капризу.
– Королева выше того, что о ней говорят.
– Да, если это говорит народ или даже придворные, но если король…
– Но разве вы не знаете, что король хотел подарить это ожерелье королеве?
– Разумеется, но он поспешил поблагодарить королеву, когда она отказалась от него.
– Ну, а что думает на этот счет господин Бемер?
– Что королева хотела бы иметь ожерелье, но не участвуя в его покупке.
– Вы ошибаетесь, сударь, – ответил кардинал. – Речь вовсе не об этом.
– И это крайне досадно, монсеньор, потому что это единственная причина, по которой мы можем взять назад слово, данное португальскому послу.
Кардинал задумался.
Как бы мощна ни была дипломатия дипломатов, она всегда пасует перед дипломатией купцов. Во-первых, дипломат почти всегда ведет торг из-за ценностей, которыми он не обладает; торговец же держит, сжимает в когтях вещь, возбуждающую вожделение: купить ее у него, даже заплатив втридорога, – это почти что отнять.
Г-н де Роган, видя, что находится во власти этого человека, сказал:
– Если вам угодно, сударь, можете предположить, что королеве хочется иметь ваше ожерелье.
– Но это же все меняет, ваше высокопреосвященство. Когда речь идет о том, чтобы дать преимущество королеве, я могу расторгнуть любую сделку.
– За сколько вы продаете ожерелье?
– За полтора миллиона ливров.
– И как же будет происходить продажа?
– Португалец платит мне задаток, я сам везу ожерелье в Лиссабон, и там мне выдают вексель на предъявителя.
– У нас такой способ платежа, господин Бемер, не практикуется, но задаток, если он в разумных пределах, вы получите.
– Сто тысяч ливров.
– Это можно найти. А остальное?
– Ваше высокопреосвященство, очевидно, хотели бы рассрочку? – поинтересовался Бемер. – При гарантии вашего высокопреосвященства все возможно. Но только в рассрочке кроется убыток, поскольку, прошу заметить, монсеньор, при сделке на такую сумму цифры вырастают сами по себе без всяких пропорций. Процентные деньги с полутора миллионов при пяти процентах составляют семьдесят пять тысяч, а пять процентов для купца – это чистое разорение. Приемлемая ставка – десять процентов.
– Значит, по вашим подсчетам, это будет сто пятьдесят тысяч?
– Да, монсеньор.
– Договоримся, господин Бемер, так: вы продаете ожерелье за миллион шестьсот тысяч и оставшиеся полтора миллиона получаете в три срока в течение года. Согласны?
– Ваше высокопреосвященство, в этом случае мы теряем пятьдесят тысяч ливров.
– Не думаю, сударь. Получи вы завтра полтора миллиона ливров, вы оказались бы в затруднительном положении: ювелир не покупает земли такой стоимости.
– Нас двое, монсеньор: у меня есть компаньон.
– Я согласен с вами, но это не имеет никакого значения, и вам куда удобнее будет получать каждые четыре месяца по пятьсот тысяч, то есть по двести пятьдесят каждому.
– Ваше высокопреосвященство забывает, что эти бриллианты принадлежат не нам. О, будь они нашей собственностью, мы были бы достаточно богаты, чтобы не беспокоиться ни с сроках платежей, ни о продаже их для возмещения капитала.
– А кому же они принадлежат?
– Примерно десятку наших кредиторов. Мы покупали камни по отдельности. За один мы должны в Гамбурге, за другой в Неаполе, еще за один в Буэнос-Айресе, за два в Москве. Наши кредиторы ждут продажи ожерелья, чтобы получить деньги. Нашей тут будет лишь прибыль, которую мы получим, но, увы, монсеньор, за то время, что мы пытаемся продать это злосчастное ожерелье, то есть почти за два года, мы потеряли уже двести тысяч. Так что сами судите, в барыше ли мы.
Г-н де Роган прервал Бемера:
– Все это прекрасно, но я не видел самого ожерелья.
– Вы правы, ваше высокопреосвященство, вот оно.
И Бемер после обычных предосторожностей протянул г-ну де Рогану драгоценное украшение.
– Великолепно! – воскликнул кардинал, любовно притрагиваясь к застежке, которая, как он полагал, касалась шеи королевы.
Когда же его пальцы насытились симпатическими токами, что могли остаться на поверхности камней, он спросил:
– Мы договорились? Дело слажено?
– Да, ваше высокопреосвященство, и я сию же минуту еду в посольство, чтобы расторгнуть договоренность.
– Вот уж не думал, что посол Португалии сейчас находится в Париже!
– Да, господин да Суза как раз тут, он приехал инкогнито.
– Чтобы договориться о покупке, – рассмеялся кардинал.
– Да, монсеньор.
– Бедный Суза! Я ведь хорошо знаю его. Бедный Суза!
И кардинал снова захохотал.
Г-н Бемер счел своим долгом разделить веселость высокого покупателя.