Ожерелье королевы
Шрифт:
И они, стоя над футляром с ожерельем, долго и весело прохаживались насчет португальского посла.
Г-н де Роган собрался уходить.
Г-н Бемер остановил его.
– Не соблаговолит ли ваше высокопреосвященство сказать, как будет произведен расчет? – осведомился он.
– Как обычно.
– Через управляющего вашего высокопреосвященства?
– Нет, нет, это не касается никого, кроме меня. Вы будете иметь дело только со мной.
– И когда?
– Прямо с завтрашнего дня.
– Сто тысяч ливров?
– Завтра
– Хорошо, монсеньор. А векселя?
– Завтра здесь же я их и подпишу.
– Так будет лучше всего, монсеньор.
– И поскольку, господин Бемер, вы – человек, знающий, что такое тайна, хорошенько запомните: в ваших руках оказалась одна из величайших тайн.
– О, ваше высокопреосвященство, я все понимаю и буду достоин доверия, как вашего, так и ее величества королевы, – хитро ввернул г-н Бемер.
Г-н де Роган покраснел и вышел, взволнованный, но счастливый, как и подобает человеку, который в приступе страсти идет на полное разорение.
На следующий день г-н Бемер с чопорным видом отправился в португальское посольство.
Когда он собирался постучаться в дверь, первый регистратор посольства г-н Дюкорно давал отчет первому секретарю г-ну Босиру, а посол дон Мануэл да Суза излагал новый план кампании компаньону и одновременно первому камердинеру.
После последнего визита г-на Бемера на улицу Жюсьен особняк совершенно преобразился!
Весь персонал, выгрузившийся, как мы уже рассказывали, из двух почтовых карет, разместился в соответствии с должностями и функциями, каковые предназначалось исполнять каждому в доме нового посла.
Следует отметить, что компаньоны, распределив роли, которые они отменно исполняли перед тем, как сменить их, имели возможность лично следить, чтобы не стать жертвами обмана, что, надо признать, всегда воодушевляет, сколь бы тяжки ни были труды.
Г-н Дюкорно, очарованный сообразительностью слуги, не меньше восхищался и послом, который был столь мало озабочен национальными предрассудками, что весь штат посольства, начиная от первого секретаря и кончая последним лакеем, набрал из одних французов.
Он был переполнен восхищением до такой степени, что, знакомя г-на де Босира с цифрами и суммами, завел с ним долгий разговор, пересыпанный похвалами главе посольства.
– Понимаете, – объяснял Босир, – Суза – не из тех замшелых португальцев, цепляющихся за нравы четырнадцатого века, каких вы найдете тьмы и тьмы у нас в провинциях. Нет, Суза – это дворяне, повидавшие мир, владеющие миллионами, и, приди им в голову такая прихоть, они вполне могли бы стать где-нибудь и королями.
– Но такая прихоть к ним не приходит, – остроумно заметил г-н Дюкорно.
– А зачем им это, господин регистратор? Ежели у тебя несколько миллионов и княжеский титул, разве ты не равен королям?
– Господин секретарь, но это уже почерпнуто из философских доктрин! – воскликнул удивленный Дюкорно. Я не ожидал услышать из уст дипломата максимы равенства.
– Ну, мы составляем исключение, – ответил Босир, несколько раздосадованный собственной оплошностью. – Хоть мы и не вольтерьянцы или там армяне наподобие Руссо [107] , но осведомлены и о философских идеях, и о естественных теориях неравенства сословий и умственных способностей.
107
После выхода в 1762 г. «Эмиль, или О воспитании», осужденного парижским парламентом, Ж. Ж. Руссо, спасаясь от ареста, уехал из Парижа в княжество Невшатель, где ходил в армянском наряде.
– Знайте же, – с воодушевлением воскликнул регистратор. – Португалии повезло, что она такое маленькое государство!
– Вот как? Почему же?
– Потому, сударь, что, имея у власти таких людей, она очень скоро станет великой.
– О, вы нам льстите, дорогой регистратор! Мы занимаемся политикой, как философы. Это выглядит благородно, но находит мало последователей. Однако оставим это. Значит, вы говорите, в кассе сто восемь тысяч ливров?
– Да, господин секретарь, сто восемь тысяч.
– И никаких долгов?
– Ни денье.
– Образцовый порядок! Дайте мне, пожалуйста, ведомость.
– Вот она. Господин секретарь, а когда же представление ко двору? Должен вам сказать, в квартале все страшно любопытствуют, идут бесконечные толки, более того, все прямо-таки обеспокоены.
– Даже так?
– Да, и время от времени около особняка появляются люди, которым явно хотелось бы, чтобы двери у нас были стеклянными.
– Люди? – переспросил Босир. – Это что же, жители квартала?
– Не только. Господин посол прибыл с секретной миссией, и сами понимаете, полиция тут же принялась выведывать, что это за миссия.
– Да, я тоже так думаю, – согласился весьма встревоженный Босир.
– Подойдите-ка сюда, господин секретарь, – сказал Дюкорно и подвел Босира к зарешеченному окну, частично глядящему на угол одного из флигелей дома. – Видите, там, на улице, фигуру в изрядно засаленном коричневом балахоне?
Вижу.
– Как он смотрит сюда, а?
– И впрямь. Как вы думаете, кто он?
– Откуда ж мне знать… Быть может, шпион господина де Крона.
– Вполне возможно.
– Между нами говоря, господин секретарь, господин де Крон как начальник полиции и в подметки не годится господину де Сартину. Вы знали господина де Сартина?
– Что вы, сударь, откуда!
– О, уж он бы раз десять все разнюхал. Правда, вы предпринимаете меры предосторожности…
Тут прозвенел звонок.
– Господин посол вызывает, – поспешно сказал Босир, которому от этого разговора стало немножко не по себе.