Ожерелье любви
Шрифт:
— Я хотела бы, чтобы вы боролись за то, что правильно и справедливо, и… может помочь другим людям.
— А как насчет нас самих?
— Что может дать нам большее удовлетворение, чем сознание того, как храбро мы сражаемся со злом?
— Это зависит от того, что вы называете злом, — спокойно возразил маркиз. Кассии показалось, что они обмениваются репликами, как ударами шпаг, и она снова представила его в доспехах, с мечом в одной руке и легким копьем в другой.
Образ был настолько ярким, что Кассия не удивилась, когда маркиз покачал головой:
— Вы видите перед собой идеального героя, Кассия. А я всего-навсего человек.
Кассия невольно рассмеялась, удивленная тем, что он снова смог прочитать ее мысли.
— Человек, да, но к тому же еще и норманн, а следовательно, от вас ожидается гораздо больше, чем от простого смертного.
И прежде чем маркиз сумел ответить, Кассия, догадываясь, что ступила на опасную почву, добавила:
— Перри сказал, что вы хотите видеть кровать, в которой спали его предки еще до нашествия в Англию Вильгельма Завоевателя.
— Неужели возможно, чтобы она сохранилась до этих пор? — поинтересовался маркиз совсем другим голосом, чем минуту раньше.
— Вероятно, ее возраст сильно преувеличен, — созналась Кассия, — но тем не менее кровать действительно очень стара, так что пойдемте посмотрим на нее.
Они вместе поднимались по лестнице, и Кассии показалось, что оба взбираются на гору, о которой говорил раньше маркиз.
— Но это было бы гораздо труднее, — заметил тот.
Кассия покачала головой:
— Если вы будете продолжать угадывать мои мысли, необходимость в словах вообще отпадет и мы сможем просто сидеть в молчании.
— Пока я с вами, — сказал маркиз', — не имеет значения, что мы делаем.
И от этих слов сердце в груди Кассии перевернулось. Она поспешила по коридору, в котором располагались все спальни. В дальнем конце была комната, принадлежавшая хозяину дома еще с той поры, как здание было построено. Она была больше остальных спален, с тремя большими окнами, выходившими в сад, и большим камином, в котором можно было сжечь половину толстого бревна. Но главное место занимала огромная кровать с четырьмя столбиками. Она была сделана из дуба и украшена вырезанными фигурками животных, людей и судов — вещей, знакомых древним ремесленникам. Она была не слишком высокая, зато широкая, и в изголовье ее красовался герб Фоконов, под которым был вырезан их фамильный девиз.
Мать Кассии сшила новые занавеси из алого бархата и вышила на бархатном покрывале герб Фоконов. Вышивка представляла собой настоящее произведение искусства. Два года ушло у леди Фокон на то, чтобы ее закончить. И хотя вся комната выглядела немного запущенной, покрывало и занавес светились особенным светом, отблески вечернего солнца падали на них.
Маркиз долго смотрел на кровать, прежде чем выговорить:
— Это настолько отличается от того, что я видел раньше, а у меня, поверьте, немало образцов старинной резьбы, которые я надеюсь показать вам, когда будете гостить в моем замке.
— Я так любила ее, когда была маленькой и искала кроликов, уток и белок, которые выглядывают из-за деревьев.
— Так вы бывали здесь ребенком!
Кассия вздрогнула: вот уже в который раз она разоблачает себя.
— Да, конечно, — быстро пробормотала она, — я часто гостила здесь с родителями.
Она не смела поднять глаза на маркиза, боясь, что тот сразу же обнаружит неправду, — обостренная интуиция там, где дело касалось ее, сослужит ему неплохую службу. Оглядев комнату, маркиз удивленно поднял брови:
— Совершенно мужская обстановка. Кажется, вы здесь никогда не бываете. Я совсем не то ожидал увидеть!
Кассия лихорадочно пыталась найти ответ:
— Я сплю в другой комнате, потому что Перри храпит, и кроме того, слишком часто приходится оставаться одной. Моя спальня намного уютнее, и там скорее всего гораздо меньше призраков.
— Мне хотелось бы взглянуть на вашу комнату, — попросил маркиз.
Кассии это не понравилось, но она не могла придумать причин для отказа и направилась к выходу, бросив на ходу:
— Сначала я хотела бы показать вам другие комнаты. — И, открыв соседнюю дверь, объявила: — Это была комната моей… свекрови.
И уже переступая порог, удивилась, почему привела маркиза в комнату, которую сама считала святилищем, где до сих пор обитала душа матери. Но отступать было слишком поздно.
Она откинула занавеси, чтобы маркиз мог увидеть кровать, совершенно не похожую на ту, которая стояла в хозяйской спальне. Кровать тоже была с четырьмя столбиками, резная, но при этом позолоченная и украшенная очень тонким рисунком в виде купидонов, державших цветочные гирлянды.
Маркиз долго молча глядел на нее, прежде чем сказать:
— Это храм любви, и странно, что вы здесь не живете.
— Я оставила здесь все так, как было при… свекрови, — пояснила Кассия и быстро вышла из комнаты, так что маркизу ничего не оставалось, кроме как последовать за девушкой. Показав ему Розовую комнату, она остановилась перед дверью своей спальни, но у самой двери нерешительно сказала:
— Кажется, нам пора переодеваться к ужину.
— Но я еще не видел вашей комнаты, — возразил маркиз.
Он говорил тихо, но за внешним спокойствием ощущалась такая сила, что Кассия не осмелилась идти против его желаний и, чувствуя себя совершенно беспомощной, распахнула дверь. Маркиз впервые увидел комнату, где Кассия спала с самых юных лет. Кровать была совершенно простой, совсем не такой, как в остальных спальнях, задрапированной белым муслином. Занавеси ниспадали с небольшого венчика, свисавшего с потолка, словно нимб. Туалетный столик также был затянут белым муслином, собранным в складки. Гардины, отделанные оборками, подхватывались шнуром, в который были вплетены цветы из шелка. Комната выглядела прелестной и по-девичьи невинной. Кассия, проводившая так много времени в одиночестве, украсила ее любимыми картинами, но только сейчас поняла, что все они принадлежат кисти французских художников. Но ведь она выбрала их лишь потому, что каждая имела для нее некое духовное значение, трудно выражаемое словами. И теперь, когда маркиз разглядывал картины, девушка чувствовала, что он все понял, и страстно хотела услышать из его уст слова одобрения.