Ожерелье любви
Шрифт:
— Если маркиз считает, что сможет попирать ногами меня и Перри, он жестоко ошибается! — сказала себе девушка. — Когда он приедет, нужно с самого начала дать ему понять, что мы ему ровня.
Она шагнула к двери, но, случайно увидев свое отражение в зеркале, замерла. Какое поношенное и немодное на ней платье! Теперь ясно, что даже если маркиз из вежливости не подаст виду, что заметил, насколько убого она выглядит, то уж женщина, особенно француженка, не упустит случая выразить свое презрение.
— Нельзя в таком виде появляться на людях, —
Она понимала, что необходимо пойти на кухню и подготовить Бетси к тому, что ждет их впереди. Но вместо этого девушка взбежала по лестнице в комнату рядом с материнской спальней. Раньше это была туалетная комната, хотя и довольно большая. Однако леди Фокон хранила в ней свои наряды.
— Я всегда считала, что необязательно и совершенно неромантично держать одежду в спальне, — говаривала она, — кроме разве тех случаев, когда без этого не обойтись.
И ее спальня стала скорее похожа на гостиную, а поскольку леди Фокон считала гардеробы уродливыми и неуклюжими, то эти предметы мебели были выставлены в туалетную комнату, которой никто не пользовался с конца прошлого века. После смерти матери Кассия почти не входила туда, считая эти покои почти святилищем. Туалеты матери так и висели в полной неприкосновенности. Правда, несколько раз, когда девушка либо вырастала из своих платьев, либо они попросту рвались, она подумывала подыскать себе что-нибудь подходящее, но последние два года ей вообще не было необходимости стараться выглядеть как девушка из благородной семьи. Перри, как правило, приезжал, домой один, а после того, как закончился период траура, соседи, кажется, позабыли о ее существовании и редко присылали приглашения.
Денег на содержание лошадей не было, поэтому Кассия не могла охотиться зимой. Старые же лошади, на которых она ездила в деревню или к арендаторам, были достаточно надежными, но передвигались так медленно, что девушка предпочитала ходить пешком.
Она вошла в гардеробную матери и с удовольствием ощутила нежный запах белой фиалки; каждую весну эти духи собственноручно приготовляла ее мать. Здесь также витал аромат лавандовых саше, сшитых самой Кассией и разложенных в бельевом шкафу. И на секунду перед глазами так живо предстала мать, что Кассия почувствовала, как слезы обожгли глаза. Но она тут же сурово напомнила себе, что для сантиментов сейчас не время, а нужно скорее поискать какие-нибудь туалеты, которые могли бы подойти для приема гостей.
Если же, как она подозревала, в материнских нарядах она будет выглядеть старше своих лет — не беда, именно этого ей и хотелось.
Кассия открыла дверцу гардероба и застыла, ошеломленная калейдоскопом красок, которые начали тут же расплываться перед глазами. Нетерпеливо смахнув с ресниц соленые капли, она выбрала несколько платьев, которые помогут сыграть роль жены Перри.
Туалетный столик стоял у окна, и девушка, усевшись перед ним, заглянула в зеркало, но почему-то увидела в нем лицо матери.
— Помоги мне, мама… и помоги нам продать ожерелье, чтобы Перри смог получить то, чего хочет, и привести дом в надлежащий вид!
И у Кассии появилось странное чувство, будто лицо матери в зеркале улыбнулось ей. Девушка поспешно вскочила, закрыла дверцы гардероба и стрелой помчалась по коридору и вниз по лестнице. Столько всего предстоит сделать! Нельзя терять ни минуты!
Она знала, что только сверхчеловеческими усилиями ей удастся подготовиться к приезду пресловутого маркиза.
— А к тому времени, — бормотала про себя Кассия, — я уже устану так, что, будь он даже современный Казанова, если верить Перри, мне будет не до него! Что бы он ни сказал и ни сделал, мне все равно!
Все еще смеясь собственной шутке, девушка отворила дверь, обтянутую зеленым сукном, которое давно требовало замены, и вошла в кухню. Старый Хамбер по-прежнему сидел в буфетной, полируя серебряные блюда, которые подавал господам, когда те ели одни. Кассия лихорадочно соображала, успеет ли почистить канделябры, которые намеревалась ставить на стол за ужином. Кроме того, на очереди были блюда для кушаний, подаваемых между рыбой и жарким, сахарница, сливочник, и все это помимо серебряных приборов для гостей.
— Нет, все это просто невозможно! — с ужасом подумала она, но гордость снова и снова твердила, что такого слова нет и все, что необходимо сделать, будет сделано, и чем скорее, тем лучше.
Старик Хамбер, не снимая ноги с табуретки, вопросительно поглядел на хозяйку. Солнце падало на остатки белых волос, обрамляющих лысину, и на морщинистое исхудавшее лицо. Скрюченные пальцы, державшие чайник, распухли от ревматизма.
Голосом, который даже в ее собственных ушах звучал слабо и неубедительно, Кассия начала:
— Я… мне нужно кое-что… сказать вам, Хамбер… это очень важно.
Глава 2
Кассия поспешила в маленькую столовую, где они обычно завтракали, и обнаружила там Перри, уже сидевшего за столом.
— Прости, что опоздала, — задыхаясь выговорила она, — но так много всего нужно сделать.
Она была на ногах с шести часов утра, прибирая гостиную, и уже успела приготовить спальни для маркиза де Байе и мадам де Сальре, но ужасно удивилась, услышав слова брата:
— Помести наших гостей рядом друг с другом. Кассия подняла брови:
— Рядом? Мне казалось, что мадам де Сальре понравится в Розовой комнате, которую я всегда считала самой красивой в доме, после маминой спальни, конечно. Это мать назвала каждую комнату в доме в честь какого-нибудь цветка, и Кассия попыталась, где возможно, повесить подходящие занавеси, положить подушки в цвет и подобрать уместные картины, которых у Фоконов была большая коллекция.
— Послушай меня, — терпеливо повторил Перри. — Если хочешь поселить маркиза в комнату Водяных Лилий, окна которой выходят в сад, тогда мадам де Сальре должна жить в соседней спальне.